Рассказ «Швецы» также дает представление об особенностях художественной манеры письма Максимова. «Швецы» по жанру, как называет его сам автор, очерк. И, действительно, начало его, повествующее о швецовском промысле, об особенностях организации его, географии мест работы швецов, носит этнографический характер. «Швецы, — пишет Максимов, — которых можно также обозначить именем деревенских, или даже лучше, русских портных. В большей части Костромской губернии обязанности швецов исполняют жители одного из самых промышленных и многолюдных его уездов — Галицкого, который сотнями высылает плотников, пильщиков, каменщиков и печников в Петербург и Москву…».
Однако на фоне общих размышлений о швецовском промысле автор выделяет в очерке рассказ про одиночных швецов, простую и нехитрую картину проявления швецовского ремесла. Таким образом, очерковому жанру придаются идейно-художественные элементы рассказа, и в то же время композиция его может быть определена как рассказ в рассказе.
Сообщая о причинах появления швецов в крестьянских избах, автор продолжает повествование и создает профессиональный тип швеца. Рисуя первоначально коллективный портрет мужиков-путников, Максимов обращает внимание читателей на профессиональные детали. «Нетрудно узнать догадливому то ремесло, которым занимаются эти мужички-путники… Почти что новенькие овчинные шубы туго-натуго подпоясаны красными или синими кушаками и надеты на коротенький полушубок. На спине каждого из них крепко привязан небольшой кожаный мешок, укрепленный на груди крест-накрест наложенными ремнями. Внизу ремней из-за кушака торчат огромные ножницы». К профессиональным деталям коллективного портрета добавляются палочки дубовые, коротенькие, по нарезкам и четырехугольной форме которых нетрудно различить самодельные аршины. Спутники немного сутулы и ступают неровным шагом.
Своеобразие портретов у Максимова состоит в том, что человеческие качества, воспринимаемые безотносительно к профессии («насмешливые глаза, открытая физиономия»), даются в сопоставлении этих качеств у профессиональных групп людей: «Открытая физиономия: не сонная, как у каменщика и печника, а такая же смелая, как и у иного ярославца-петербургского лавочника». Однако здесь уже выделяются отдельные типы крестьян, которых «женщина-хозяйка» называет собирательным именем «ребята». Это убеленный сединами дядя Степан, его «опытная старость» всегда «стоит на страже», и Петруха, и Ванюшка — всех их объединяет братская дружба. «И нигде, можно положительно сказать, нет такого единодушия и товарищества, как в швецовских артелях, — пишет автор. — …В этом обоюдном братстве могут спорить со швецами одни, может быть, земляки-плотники питерские в своих артелях».
Среди швецов — остряк, балагур — по замечанию автора, — «неизбежное лицо во всей швецовской компании» — Тереха. Его образ сродни Фомке-дружке. И первая произнесенная им реплика в рассказе: «…вот он, Починок — то! Давно мы тут рыщем, а все тебя, молодца, ищем: принимай добрых людей, да давай им работу-вольготу!» — свидетельствует, что это самобытный народный характер. Именно с ним войдет в рассказ поэтическая сторона народной жизни — все жанры народной поэзии: присказки, пословицы, поговорки, загадки, песни, сказки. Он — мастер-рассказчик. Через народный, фольклорный элемент раскрывается характер Терехи.
Фольклор органично входит в повествование о быте крестьянской семьи. Вдохновенна и беспредельна фантазия Терехи в разговоре с женщинами-хозяйками. Работа швецов постоянно «приправляется» рассказами Терехи. То он рассказывает сказку про швецов Власа и Протаса, то долго «болтает» молодухе сказку про белого бычка, то загадывает загадки. Острый ум Терехи выискивал всякий предмет в избе, чтобы сочинить загадку. «На один горшок — бабий струмент и любимое детище — у Терехи нашлось тридцать загадок, — всего больше. Прошел он по избе глядеть, так загадывал загадку про все, что на глаза попадется».
Автор показывает живую душу народа, поэтизирует народную жизнь, но, вместе с тем, от пристального взгляда писателя не скрываются ее негативные стороны — крестьяне разорены и вынуждены идти в отход, заработка их недостаточно даже на квас и хлеб. «В нашем ремесле, — говорит Тереха, — из-за хлеба на квас не заработаешь. Теперь все и хозяйства, что вот есть на себе, во дворе скотина — таракан да жуковица, а с медной-то посуды всего одна пуговица». Так рассказ о крестьянской жизни получает социальное звучание. Оно углубляется с введением в очерк точной статистики расчета — хозяина-сотского со швецами, использованием «языка фактов». Сотский заплатил швецам по заведенным ценам: два рубля за два полушубка, рубль двадцать копеек за два армяка, семьдесят копеек за шубу и пятьдесят копеек за новую теплую шапку.
Автор вводит в очерк и описание трудовых сцен, выписывает профессиональные детали, принадлежности швецовской работы: «…из развязанных мешков показались: утюги, наперстки, кусочки синего воска, обглоданный мел, наконец, суконный цилиндрик самодельной работы, назначенный для булавок и иголок с большими и маленькими иглами». Показан также подробно и сам процесс швецовского труда: сушка, вытягивание овчин, наметка, кройка. И в этом, как подчеркивает автор, Тереха был мастер. Он развесил овчины на шесте перед печкой, несколько раз снимал, чтобы вытягивать руками, а в некоторых местах для сравнения морщин ухватился даже зубами. Он наметил намалеванной ниткой прошивы и начал кроить. Автор пишет, что работали швецы долгое время, пока не запели вторые петухи.
Описание трудовых сцен служит раскрытию народного характера. Максимов подчеркивает страсть швецов к профессии. Швец как бы чувствует, по словам автора, близость любимой работы. «Весной, летом, в начале осени швец ни в чем не отличается от любого соседа, мужика-нешвеца… Исполняет все, что требуется по хозяйству… Незаметно входит в сферу жизни семьянина-пахаря… Изогнул он свою спину на пашне и подрезает серпом высокую рожь и пшеницу. Заволокло снежком всю улицу, валит пар из избы, а грачи и ворона так и гоношат, чтобы сесть поближе к трубам на крыше… И снова поплелись швецы по ухабистой дороге в знакомые селения — шутки творить, работу спорить». Так в труде и мудрости народного быта воспроизводит Максимов народный характер.
Пейзаж в рассказе не част, однако этнографически точен, передает признаки, приметы, в отдельных деталях целые картины времени: то это пооблетевший с черемухи лист, то опустевший скворечник, то заволокло снежком всю улицу, валит пар из избы. Стилистически пейзаж дан в манере русского сказа.
Речь героев изобилует пословицами и поговорками: «Мели Емеля — твоя неделя», «У наших ребят руки не болят», «Много будешь знать — мало станешь спать», «Не сам говорит, а хмель за него распорядок творит».
В очерке нет индивидуальных портретов швецов, выделяются только отдельные детали, как белая голова Степана, насмешливая улыбка на рябом лице Терехи. Автор создает обобщенный социальный тип, однако приобретающий черты народного характера.
Общение с народной поэтической стихией придает его героям особую индивидуальную выразительность. Эмоционально-выразительно воспринимаются крестьянами рассказы, присказки в скучные зимние вечера, которые напевали в деревнях бабушки своими дрожащими, старческими голосами. Порой слушатели испытывали чувство страха. «Иной раз и страшно сделается, — пишет автор, — и чуется привычному духу, как:
Следует отметить, что уже в ранних произведениях, в таких, как рассказ «Сергач», для творческого метода Максимова характерны не только точность и полнота описания этнографических явлений, включение фольклора в живой процесс народной жизни, но и стремление к психологическому анализу. Внимание автора в соответствии с художественным замыслом фиксируется на сергаче. В отличие от других рассказов, где даны коллективные портреты, автор подробно описывает индивидуальный портрет героя. Однако профессиональные детали для него тоже важны: «…низенький мужичок в круглой изломанной шляпе с перехватом по середине, перевязанным ленточкой. Кругом поясницы его обходил широкий ремень с привязанной к нему толстой железной цепью; в правой руке у него была огромная палка — орясина, а левой держался он за середину длинной цепи».