Николай Александрович Холодковский (1858–1921).
«Не только научная сила 1-го ранга, но и безусловно честный человек», — так охарактеризовал В. И. Ленин («Ленинск. сборн.», XXIII, 1933, стр. 167) Николая Михайловича Книповича (1862–1939), имя которого неотделимо от истории исследования наших морей. Его первая поездка (экспедиция по исследованию сельди в низовьях Волги) произошла в 1885 г., а в 1937 г. он еще принимал участие в организации исследовательских работ на Каспийском море. Н. М. Книпович исследовал все наши европейские моря: Баренцово, Белое, Балтийское, Черное, Азовское, Каспийское, причем уделял особое внимание рыбным и звериным промыслам и фауне этих морей. Его монографии по Каспийскому, Баренцову, Черному и Азовскому морям — классические работы, а «Гидрология морей и солоноватых вод в применении к промысловому делу» (1938) — не только руководство для морских научно-промысловых работников, но и одно из многочисленных доказательств того, как умел он осуществлять на деле синтез науки и практики.
Николай Михайлович Книпович (1862–1939).
Крупную роль в изучении наших морей сыграл и Константин Михайлович Дерюгин (1878–1938), ученик В. М. Шимкевича. Плечевой пояс и грудные плавники костистых рыб, происхождение парных конечностей, происхождение различных групп позвоночных были его сравнительно-анатомическими и морфологическими работами. Еще в 1910 г. он начал читать в Петербургском университете курс «Жизнь моря», и в дальнейшем его научная деятельность была связана преимущественно именно с морями. К. М. Дерюгин работал на всех наших европейских морях, широко развернул работы (1932–1933) на морях Дальнего Востока, принимал участие в организации ряда наших морских биологических станций, опубликовал ряд капитальных работ по гидрологии и гидробиологии наших морей.
В конце XIX и в начале XX в. широко развернулась краеведческая работа. Возникло множество обществ «по изучению природы местного края», а благодаря их деятельности появились и труды этих обществ и местные краеведческие музеи. Конечно, деятельность таких обществ носила очень неровный характер: пока имелось несколько энтузиастов своего дела, работа процветала, стоило им исчезнуть, и работа начинала замирать — любители нуждались не только в руководстве, но и в «пришпоривании». Но в результате изучение фауны нашей страны сделало много шагов вперед, хотя царское правительство ничем этой работе не помогало, а нередко мешало.
В царской России наука была тесно связана с университетами, профессор был синонимом ученого, и никто не представлял себе отчетливо ученого не профессора, а так, «частного» человека. Научно-исследовательских институтов не было, если не считать учреждений Академии наук, очень, к слову, немногочисленных и бедных штатом. Деньги, отпускавшиеся не только на чисто теоретические научные исследования, но и на работы, имевшие колоссальное значение для хозяйства страны, были так ничтожны, что можно говорить — их не было. И все же успехи русской зоологии были огромны, и нередко именно русские ученые вели за собой ученых Запада.
Октябрьская революция переменила все: зоология в России и зоология в СССР — вещи весьма различные. Прикладная сторона науки, бывшая в полном забросе в России, получила огромное значение и развитие в СССР. Если раньше у нас было всего около десятка энтомологических станций, то теперь мы имеем не только достаточное количество станций, но и специальные научно-исследовательские институты, изучающие вредных насекомых и меры борьбы с ними. Невиданные размеры приняла борьба с вредителями: в ряде местностей, испокон веков страдавших от саранчи, этого страшного врага урожая уже нет, — плавни, служившие гнездилищами саранчи, распаханы. Малярийному комару с каждым годом живется все труднее и труднее, а кое-где его и почти совсем повывели. Биологический метод борьбы, попытки применения которого в царской России носили самый жалкий, кустарный характер, теперь вошли в рядовую практику и уже не кажутся чем-то «необычайным».