- Ну, - говорит, - Анастасья Петровна, родились вы, можно сказать, в сорочке. Чуть приехали, а Москва-матушка вам сурприз подносит, эдакий редкий случай. Досадно, что у меня с собой денег таких нет. Вот посмотрите, этот человек золотые часы с цепью продает за четвертную, деньги, говорит, до зарезу нужны.
Я взглянула: действительно, здоровенные мужские часы с тяжелой цепью, на худой конец - целковых двести стоят. У покойного мужа за полторы сотни много жиже были.
- Да вы, барынька, очень-то не разглядывайте, - заволновался босяк, а то как бы фараон не заметил.
- Это у нас так в Москве городовых называют, - пояснил Иван Иванович. - Не скрою от вас, господин начальник, сообразила я, что вещь, наверное, краденая, да жадность обуяла. Вынула я из кошелька 25 целковых и, уплатив сполна, спрятала часы в ридикюль.
- С покупочкой вас, - поздравил меня Иван Иванович.
- Да, - говорю, - вещь недурную купила.
Тут сели мы с ним на извозчика, и Иван Иванович приказал ему ехать прямо. Переехали мы несколько улиц, сворачивали направо, налево и, наконец, подкатили к хорошему большому дому.
Заплатили мы с Иваном Ивановичем извозчику по двугривенному и вошли в подъезд. В дверях стоял швейцар в пальто с эдакими золотыми пуговицами и в золотой фуражке. Поднялись мы на третий этаж. Иван Иванович позвонил в дверь направо. С открывшей нам женщиной он приветливо поздоровался: "Здравствуйте, невестушка.
А я вам тут пассажирку с вокзала привез. Если комната свободна, то вот договаривайтесь. А братец дома ли?"
- Нет, Коли нету. Но я и без него управлюсь. Пожалуйте осмотреть комнату, - сказала она мне ласково и открыла тут же левую дверь, выходящую в прихожую. Комната мне очень понравилась, и я наняла ее за рубль в сутки.
Оставшись одна, я вынула из чемодана запасенную провизию и собиралась было закусить, как раскрылась дверь и снова вошла моя хозяйка:
- Позвольте двугривенный и документик для прописки. У нас в Москве на этот счет строго, а с полицией мы живем всегда в миру и ладу.
- Что ж, - отвечаю, - это правильно. А документ мой в исправности. Извольте получить.
Она собралась уходить, но я задержала ее.
- Скажите, пожалуйста, где бы мне отыскать в Москве хорошую, стоящую портниху? Не знаете ли адресочка?
- Нет, адресочка точно не знаю, а вы пройдитесь только по Тверской, это наша главная улица, так сразу и сами увидите, что ни окно, то портниха, и на разные цены, от самых завалящих до поставщиц высочайшего двора.
- А это что будет, а и в толк не возьму?
- А то, что эти поставщицы самих государынь и царских дочек обшивают.
- Да ну, неужто? - а у самой в голове эдакие фантазии проносятся: спросят меня вышневолоцкие знакомые: кто это вам, Анастасия Петровна, это поплиновое платье смастерил? А я отвечу: та самая портниха, что шьет и царице, мы с нею вместях у одной заказываем.
Закусила я и, не теряя времени, захотела приняться за дела.
Съезжу к Иверской, разыщу портниху, да, кстати, и продам часы.
Позвала я хозяйку да и спрашиваю:
- Как ваш адрес будет, а то заверчусь по городу и домой не вернуся...
А она и говорит:
- Это действительно может случиться, уже вы запомните хорошенько. А то еще лучше - я напишу вам на бумажке, а вы припрячьте записку понадежнее.
И тут же на клочке бумаги написала адрес. Вот он: Никитская, дом 5, кв. 6. Иван Иванович захотел проводить меня. Вышли мы с ним на улицу, и, помню, в воротах на фонаре я приметила цифру 5. Иван Иванович как-то поспешно свернул за угол, другой, перешли мы какую-то площадку, тут он распрощался, и я пошла.
Расспросила дорогу, добралась до Тверской. Иду, а самой так жутко, того и гляди оглоблей в лоб ткнут. Смотрю по сторонам, ищу вывесок портнихи, а ничего подходящего не попадается. Прочла я на одной: "Поставщик Высочайшего Двора", а в окне, между прочим, товар не подходящий: колбасы да фрукты разные. Наконец попалось мне большое стекло, а за ним все женские куклы по пояс выставлены, эдакие красивые, разрумяненные и все в разноцветных блузках. Вот оно, думаю, - высочайшего двора портниха. Вхожу, спрашиваю, что, мол, возьмете за работу поплинового платья, матерьял мой. А они скалят зубы и говорят:
- Платьев мы не шьем, это не по нашей части, а вот ежели завить или причесать, - так в лучшем виде можем, пожалуйте, мадам.
Выскочила я из магазина, ажио в краску бросило. Нет, думаю, надо будет толком адрес расспросить, не иначе.
Собралась я домой, да думаю, вот только часы продам, тут ошибки не выйдет, подходящих магазинов - сколько хочешь. Захожу, спрашиваю:
- Не купите ли, дескать, у меня золотые часы мужские с цепочкой.
- Покажите, - говорят.
Повертели мои часы да и отдают назад:
- Нам такого товару не надобно.
- Почему, - говорю, - а если по сходной цене?
А приказчик эдак ядовито улыбнулся и спрашивает:
- Сколько же вы хотите за них?
- Да за сто пятьдесят отдам.
- Нет, - говорит, - красная цена вашим часам пять целковых.
- Как? - вскричала я. - Пять целковых за золотые часы?
- Да они у вас кастрюльного золота, т. е. медные-с.
Как я вышла на улицу - не помню, испугалась, но не поверила: не может этого быть. Зашла к другому часовщику, а тот за них трешку мне дает.
Тьфу ты пропасть, думаю. Ну я, конечно, женского полу, провинциалка: ну а Иван-то Иванович чего же глядел?... Ну, подожди же, думаю, задам я тебе. Вытащила я из кошелька записку с адресом, прочла и наняла извозчика на Никитскую. Еду, а сама от нетерпения и злости так и ерзаю, так и ерзаю на пролетке. Подкатили мы к дому, пробежала я в подъезд опять мимо швейцара с золотыми пуговицами, поднялась на третий этаж - та же дверь направо, полуоткрыта. Взглянула: над дверью номер шестой. Вхожу, а мне навстречу горничная. Спрашиваю сердито: "Что, ваш Иван Иванович будет ли дома?" - "Дома, пожалуйте", - отвечает и открывает мне дверь направо.
Вхожу и вижу: в глубине комнаты за столом сидит человек и на меня смотрит. Евонный брат, подумала я.
- Позовите ко мне Ивана Ивановича, - говорю.
А он отвечает:
- Я и есть Иван Иванович.
- То есть в каких смыслах? - спрашиваю.
- А очень, - говорит, - просто: отца моего звали Иваном и меня тем же именем крестили.
- Странно, - говорю.
А он:
- Садитесь, пожалуйста, сударыня. Скажите, вы часто страдаете головными болями?
- Вы мне, пожалуйста, тут зубы не заговаривайте, а подайте-ка лучше мне мой чемодан, что привезла я сегодня утром к вам с вокзала, да позовите скорее Ивана Ивановича.
Он ласково посмотрел на меня и успокоительно заметил:
- Хорошо, хорошо, голубушка, и чемодан ваш сейчас принесу, и Ивана Ивановича позову. Успокойтесь, не волнуйтесь. - А затем, передохнув, еще ласковее сказал: - Разденьтесь, пожалуйста.
- Это что же такое? - вскочила я. - Какое такое право имеете вы эдакие бесстыжие слова произносить? Впрочем, я вижу, все тут одна шайка мошенников и не о чем мне с вами разговаривать.
С этими словами я вышла из его комнаты и в прихожей, чуть не сбив с ног горничную, кинулась в левую дверь, в свою комнату к чемодану. Что за притча, а комната-то и не моя. Круглый стол с пустыми бутылками и какой-то полуголый мужчина в кровати.
Я так и остолбенела, а он усмехнулся пьяной улыбкой и проговорил:
- Экую красавицу мне шлет судьба.
Я бегом из комнаты, скатилась по лестнице да прямо к швейцару:
- Кто у вас, мол, проживает в шестом номере?
- Как кто, - отвечает, - да доктор по нервным болезням, Иван Иванович Белов.
- Не может этого быть, - говорю, - это квартира Зазнобушкина.
- Какого, - говорит, - Зазнобушкина, у нас такого и в доме не имеется!
- Да, может быть, вы, милый человек, запамятовали?