Он был отчасти прав. Я тоже.
— Если я пойду в колледж, я останусь дома, — напомнил я ему, — и постараюсь поддерживать здесь равновесие. И потом, кто знает, когда некоторым снова понадобится, чтобы их снимали с американских горок.
— Ага, теперь я виноват?
— Ты правда хочешь оказаться нос к носу с новобрачными? Представь себе, как они слетят с катушек.
— Как ты сейчас? — Квин раздавил в кулаке печенье с предсказанием, и на пол посыпались крошки. — Ну и отлично. Мне плевать. Преврати свою жизнь в автокатастрофу. Или, лучше сказать, в автобусную катастрофу?
Я резко обернулся к брату — его слова прозвучали пощечиной. Значит, он знал! Но какое право он имел использовать это против меня?
— В катастрофу? — переспросил я. — Нет, Квин, единственная катастрофа в нашем доме — это ты!
Я тут же пожалел, что сказал это, но было уже поздно. Слово не воробей. Брат с ненавистью поглядел на меня, и я приготовился к хорошей перепалке. Но вместо этого он опустил взгляд на замусоренный пол, стряхнул с руки крошки и вытащил предсказание:
— Эй, братишка, не переживай за меня, — сказал он, размахивая бумажкой. — Тут написано: «Вы будете повелителем всего, что видите». — Он скомкал предсказание и бросил его на пол.
Мне хотелось что-нибудь ему сказать. Может быть, извиниться. Но меня преследовало ощущение, что я кинул булыжник в стеклянный домик и его осколки все еще разлетаются вокруг. Надо было выбраться отсюда, так что я ушел в свою комнату, лег на тщательно заправленную кровать и стал смотреть на Парфенон, Эйфелеву башню, Кремль и Великую Китайскую стену — на все то, что существовало в одном из множества измерений, куда мне никогда не попасть. Все это было так далеко отсюда.
Крик. Сумасшедшее вращение. Руки вцепились в сиденье. Перед глазами все плывет…
Я снова там. Мне семь, и школьный автобус крутится вокруг своей оси. Вот он проломил ограду, повис на краю обрыва и качается, качается, как ванька-встанька. Я ползу между сиденьями к запасному выходу в конце салона. Автобус накреняется вперед, пол встает передо мной черной волной, и я карабкаюсь вверх — в конец автобуса. Молочу, молочу, молочу в дверь аварийного выхода. Учительница (как же ее звали?) кричит: «Открой ее, Блейк!». Я колочу, лягаю, толкаю дверь. Мне не хватает сил, чтобы открыть ее. Я слишком слаб, чтобы открыть аварийный выход.
Пол автобуса поднимается, как девятый вал, и поглощает меня.
Мои глаза распахнулись, и я дрожал, пока тело и сознание не вернулись из кошмара в теплую комнату. Было два часа ночи — не самое подходящее время, чтобы бодрствовать. Стоящие перед глазами образы из сна уже начали блекнуть, но что-то было не так. Сквозь шторы пробивался странный свет и отбрасывал длинные тени на мои плакаты. Я сел и выглянул в окно.
Около нашего дома стояла скорая.
— Он просто лежал на полу в гостиной, — объясняла мама врачам, когда я вышел из комнаты. — Я не могла разбудить его.
Квин.
Они положили моего брата на диван, но он не шевелился. Один из двух медиков посветил фонариком Квину в глаза и проверил его пульс:
— Учащенное сердцебиение. Глаза смотрят в одну точку, зрачки расширены. Не знаете, под чем он?
«Под чем»? Вопрос возмутил меня.
— Ни под чем, — сказал я. Они обернулись, впервые заметив меня. — Квин не употребляет наркотиков.
Но он употребляет другие вещи. Они проникают в кровь так же быстро и вызывают ничуть не меньшую зависимость. Адреналин действует на брата посильнее амфетамина.
Но я не стал этого говорить, и все с недоверием на меня уставились. Даже мама не поверила и пошла смотреть, нет ли у него какой-нибудь заначки в шкафу.
Медики подняли брата на носилки, и что-то свалилось с дивана — игрушечный медведь со скошенной головой и в желтой рубашке с карманом. Я поднял игрушку. Карман был пуст. Приглашение исчезло.
Всему этому существовало — должно было существовать — разумное объяснение, но сейчас я никак не мог логически рассуждать. Я бросился к Квину. Его глаза были полузакрыты, как у мертвого, но он все еще дышал. Как будто брат был не здесь. Его тело лежало на носилках, но сам он исчез. «Иногда я как будто куда-то переношусь»…
— Где ты, Квин? — спросил я вслух. — Куда ты перенесся? — Взглянув ему в глаза, я получил что-то вроде ответа.
В его расширенных сверкающих зрачках отражались крутящиеся огни парка аттракционов, и, клянусь, я слышал отзвуки громкой музыки и воплей.
Медики отодвинули меня в сторону и вынесли Квина из дома.