Наглость звонившего по-прежнему удивляла меня. Но я молчал.
— Ты слышишь меня? — спросил голос.
Я опять промолчал.
— Кстати, как тебе вчерашнее кафе? Если не понял, можем повторить… Но если…
— Меня же самого потом на голгофу! — ответил я, уклоняясь от материных рук. Та норовила вырвать у меня трубку. — Неужели не ясно, что погибший был моим другом? Я не могу по-другому…
— Жить захочешь — сможешь, — утверждал голос.
— Вот даже как…
Мысли вихрем кружились у меня в голове.
— Вялов до тебя доберется, — сказал я, — потому что Блоцкий не дремлет.
— Кто?
— Не долго тебе осталось.
Это был очевидный блеф.
— Выходит, я зря старался, — произнес голос, и связь прекратилась.
Матушку трясло как осиновый лист. И ладно бы только это — она принялась пилить меня и вдоль и поперек. И вскоре небо мне стало казаться с овчинку. Будь у меня отец, тот меня понял бы. Но его никогда не было — тот как уехал когда-то, так и ездил до сих пор где-то, в связи с чем матушка любила говорить: «Собакам сено косит наш папаша».
Как бы то ни было, тряска у матушки все же прошла, я разобрал кровать, лег и под конец задремал.
Ночью мне снились кошмары. Неизвестный тип в чине полковника принимал меня на службу и говорил, что моей задачей станет сбор колорадского жука — того самого, от которого нет никакого спасения. Потом Волга вышла из берегов и стала затоплять старый город, чего в принципе быть не могло, поскольку город стоял высоко над рекой.
Разлепив глаза, я понял, что проснулся в полдевятого. В квартире было пусто, а на столе лежала записка. «Не дури, — значилось в ней. — Подумай о собственной жизни».
Мать не понимала сути дела. Она толкала меня на скамью подсудимых — за отказ от дачи показаний.
Телефонная трубка торчала в своем привычном гнезде, в прихожей. Я взял ее и пошел на кухню. Набрав номер следователя, я стал наезжать на него по поводу неустройства собственной жизни.
Вялов едва оправдывался и даже обещал, что заставит милицию выставить пост возле моих дверей. Однако в подобные бредни верилось с трудом, поскольку я не был ни министром, ни депутатом, и жизнь моя мало стоила.
— Я заставлю их усилить контроль! — почему-то кричал следователь. — Они у меня еще попляшут!
— Но я не об этом, — ослабил я вожжи. — Тут появились сведения: какой-то дурачок продает дом Биатлониста — Орлова вчера сболтнула.
— Орлова? Тёща погибшего?
— Блоцкий в курсе, собирался ехать в изолятор и там узнать подробности. Кстати, дом Биатлониста, насколько мне известно, расположен за Майской горой — не так ли?
Вялов молчал.
— Все равно я узнаю, — обещал я. — Хотя бы из любопытства.
— Не играй с огнем, — произнес тот.
— О воровском притоне печетесь?
— У него не было притона. Теперь это точно известно, что обвиняемый занимался бизнесом…
— Продажей контрацептивов?
— У него три магазина в нашем районе. В банду он, конечно, входил, но теперь это в прошлом — можешь у Блоцкого спросить, его информация.
— Магазины. Коттедж. А где он раньше жил, до коттеджа? — налегал я.
Вялов торопливо назвал адрес, вероятно, надеясь, что я не запомню. Но я запомнил. В детстве ублюдок жил по улице Девятого мая. Просторные кирпичные дома на двух хозяев тут же всплыли в моем сознании. Перед окнами сплошь палисадники, а позади, за домами — небольшие земельные участки: у кого сад, у кого погреб, у кого гараж. Номер дома только бы не забыть.
— Вообще-то мне надо сегодня в психушку, — сказал я. — И адрес его мне не нужен. Я просто хотел сказать, что Паша решил намылиться.
— Как это вдруг?! — удивился Вялов, — Как это он может, когда он под стражей?
Следователь словно впервые на свет появился.
— Стоит мне изменить показания, как завтра его оправдают, — ответил я безразличным тоном.
— Не оправдают, — оживился следователь. — Потому что ты не изменишь показания… И не лезь к нему сам!
— Не буду…
Я положил трубку и понял, что сказал неправду.
Выпустив пар, я слегка позавтракал и поехал в больницу имени Карамзина, расположенную в громадной низине за Старым городом, возле реки. Дорога в один конец заняла у меня часа полтора. Еще столько же пришлось сидеть в ожидании приема, так что в обратном направлении я возвращался после обеда. Потратив полдня, я теперь знал, что психдиспансер — это старое кирпичное здание времен Карамзина, с решетками на окнах, и что я психически здоров и могу служить в правоохранительных органах.