– Это ваше личное мнение, и только ваше, не так ли, мэм? – мрачно процедил футболист, подчеркивая последние слова, желая дать понять, что профессор явно несправедлива к нему и защищает Кей, становясь на ее сторону в извечной войне полов.
– Осторожнее, молодой человек, – ощетинилась профессор. – Я собиралась всего-навсего прочесть вам нотацию, выслушать извинения и отпустить, но если собираетесь довести дело до высшей дисциплинарной комиссии, вообразив, что деканы-мужчины встанут на вашу сторону, ради Бога. Хочу только предупредить, что в этом случае вы вряд ли легко отделаетесь. Как бы не нарваться на временное исключение или что похуже!..
Футболист вскинул голову, словно взвешивая шансы на получение более «справедливого» приговора состоящей из мужчин комиссии. Наконец он опустил глаза и покачал головой.
– Извинитесь, – потребовала Лора. – Потом можете быть свободны.
Футболист повернулся к Кей и пробормотал несколько слов насчет того, как он очень сожалеет, что оскорбил ее. Потом ему позволили уйти.
– Спасибо, – сказала Кей, оставшись наедине с Лорой Кук. – Не уверена, что я полностью заслуживаю оправдания, доктор Кук. Я должна была сама справиться с этим… просто сорвалась.
– Что ж, повезло, что у вас такой хук правой. Не оглуши вы мистера Фезенду до такой степени первым же ударом, он мог бы просто разорвать вас.
– Не знала, что способна на такое, – улыбнулась Кей.
Встреча, похоже, кончилась. Кей снова поблагодарила профессора, взяла пальто и встала.
– Я провожу вас, – предложила доктор Кук, сняла с вешалки роскошное манто из рыси, и женщины вместе вышли из комнаты. Шагая по коридору, доктор Кук тихо хмыкнула.
– Красивый фонарь вы ему поставили. Эту «медаль» ему придется проносить всем напоказ не меньше недели.
Кей тоже рассмеялась.
– Знаете, ведь он футболист. Представляете, как будут издеваться над ним парни из команды!
– Конечно, я не должна говорить это, – призналась доктор Кук, – но, возможно, сама не была полностью беспристрастна. Сколько раз в своей жизни я хотела вот так же врезать какому-нибудь самодовольному сукину сыну по наглой роже.
И, по-прежнему весело смеясь, они сбежали по лестнице и направились к автостоянке.
Январский ночной воздух овеял их прохладой.
– Скажите, Кей, – спросила доктор Кук, – часто вы подвергались приставаниям с тех пор, как учитесь здесь… то есть… хочу сказать… потому что вы… как они это называют?
– «Кошечка», – подсказала Кей и пожала плечами. – За последние три года – два-три раза в неделю какой-нибудь тип обязательно привяжется! Конечно, не всегда кончается, как сегодня. Иногда просто реплика, брошенная вслед, когда я иду по кампусу, или записка, брошенная через плечо в библиотеке.
– Не могу винить вас за то, что в конце концов вышли из себя. Удивительно, как еще держались до сих пор.
Лора остановилась и пристально взглянула на Кей.
– И несмотря на все неприятности, которые вам сегодня пришлось перенести, вы не жалеете, что так поступили?
– Почему вы спрашиваете? – полюбопытствовала Кей.
– Я психолог-экспериментатор, – откровенно объяснила профессор, – и для меня естественно интересоваться причинами поступков людей, особенно когда они делают вещи, выходящие за рамки их повседневного поведения.
Кей поколебалась всего несколько минут, прежде чем начать рассказывать о том, как стала «кошечкой». Заинтересованность доктора Кук вновь всколыхнула неодолимую потребность, терзающую ее все эти годы со времени отъезда из Чикаго, потребность оглянуться, вспомнить, оценить случившееся, возможно, примириться с выбранным путем. Но, начав объяснять, как она попала в «Томкэт», Кей не смогла не рассказать всего – об Орине, бегстве от отца, поисках, приведших ее сюда и заставивших покинуть родину, самоубийстве матери. Послушав немного, доктор Кук предложила Кей рассказать обо всем за ужином и пригласила в ресторан.
Профессор уселась за руль спортивного двухместного «мерседеса», и женщины отправились в итальянский район города в модный ресторан «Сабатино». По пути и во время ужина Кей продолжала вспоминать прошлое и, воодушевленная сочувственным любопытством собеседницы, освоившись с уютом семейного ресторанчика, наслаждаясь великолепной едой и прекрасным кьянти, не стесняясь выкладывала все, что накопилось на душе. Она чувствовала себя совершенно непринужденно в обществе профессора, которая настояла на том, чтобы к ней обращались просто Лора.
Доедая последнюю ложку сабайона и жестом показывая официанту, что отказывается от третьей чашки кофе, Кей наконец со смущением сообразила, сколько успела наболтать за последние два часа.