Да, это было смелое выступление. И я надеюсь, что мне удалось донести до вас особенности этой сцены: ораторы с их немощным клиентом, сидящие на платформе; ликторы, стоящие у ее основания и готовые защищать консула; население Рима — плебс, сенаторы и всадники, — перемешавшиеся в одну кучу; легионеры в своих сверкающих касках и генералы в пурпурных одеяниях; овечьи загоны, приготовленные для голосования; шум всего этого собрания; храмы, сверкающие на далеком Капитолии, и жгучий январский мороз. Я пытался найти в толпе Цезаря, и, мне кажется, пару раз я увидел его тонкое лицо в толпе. Там же, естественно, находился и Катилина со своей клакой, включая Руфа, который выкрикивал оскорбления своему бывшему патрону.
Цицерон закончил, как и всегда, стоя с рукой на плече своего клиента и обращаясь к милости суда:
— Он не просит у вас счастливой жизни, но только возможности достойно умереть.
А затем все закончилось, и Лабиний распорядился начать голосование.
Цезарь подошел к раздавленному Гортензию, они вместе спрыгнули с платформы и подошли к тому месту, где стоял я. Как всегда после большого выступления, Цицерон все еще был полон эмоций; его ноздри раздувались, глаза блестели, он глубоко дышал и был похож на лошадь, только что закончившую скачку. Выступление было блестящим. Одна фраза мне особенно запомнилась: «Природа наградила человека стремлением к обнаружению истины». К сожалению, самые прекрасные слова не могут заменить голоса при голосовании, поэтому, когда к нам подошел Квинт, он угрюмо заявил, что дело проиграно. Он только что наблюдал за голосованием — сотни людей единогласно голосовали за виновность Рабирия, а это значило, что старику придется немедленно покинуть Италию, его дом будет разрушен, а собственность конфискована.
— Да, это трагедия, — в сердцах сказал Цицерон.
— Но ты сделал все, что мог, брат. В конце концов, он старик, и жизнь его подходит к концу.
— Да я говорю не о Рабирии, идиот. Я говорю о своем консульстве.
Когда он произносил эти слова, раздались шум и крики. Мы обернулись и увидели, что недалеко от нас началась драка, в центре которой был виден Катилина, размахивающий кулаками. Несколько легионеров бросились вперед, чтобы разнять дерущихся. Метелл и Лукулл встали на ноги, наблюдая за происходящим. Авгур, Целер, сложил руки рупором и направлял легионеров, стоя рядом со своим кузеном Метеллом.
— Вы только взгляните на Целера, — сказал Цицерон с нотками восхищения. — Как ему не терпится присоединиться к дерущимся. Он просто обожает драки. — Затем вдруг задумался и сказал: — Мне необходимо с ним переговорить.
Он пошел так быстро, что его ликторам пришлось бегом обгонять его, чтобы расчистить дорогу. Когда военачальники увидели приближающегося консула, они неласково взглянули на него. Оба они были заблокированы за городскими стенами в течение долгого времени, ожидая, когда Сенат проголосует за их триумфы. Лукулл ждал уже несколько лет, в течение которых он построил дворец в Мицениуме, на Неаполитанском заливе, и дом к северу от Рима. Но сенаторы не спешили согласиться с их требованиями в основном из-за того, что оба умудрились поссориться с Помпеем. Поэтому оба они оказались в ловушке. Триумф полагался только тем, у кого был империй, а появление в Риме до голосования Сената автоматически лишало их империя. Им можно было только посочувствовать.
— Император[21], — Цицерон отсалютовал каждому из них по очереди. — Император.
— У нас есть вопросы, которые мы хотели бы обсудить, — сказал Метелл угрожающим голосом.
— Я точно знаю, что вы хотите сказать, и уверяю вас, что выполню все свои обещания и выступлю в вашу поддержку в Сенате. Но об этом после. Вы же видите, насколько я сейчас занят? Мне нужна помощь, не для себя, но для страны. Целер, ты поможешь мне спасти Республику?
— Не знаю. Все будет зависеть от того, что я должен буду сделать, — ответил ему Целер, обменявшись взглядами со своим дядей.
— Это опасное дело, — сказал Цицерон, зная, что от такого Целер ни за что не откажется.
— Трусом меня еще никто не называл. Рассказывай.
— Я хочу, чтобы ты взял отряд великолепных легионеров своего дяди, перешел через реку и спустил флаг на Яникуле.
Даже Целер отступил на несколько шагов, услышав такое. Спуск флага — а это автоматически означало, что к городу приближаются враги, — требовал немедленного прекращения ассамблеи, а Яникул был очень хорошо защищен. И он, и его кузен повернулись к Лукуллу, старшему из них троих, и я увидел, как элегантный патриций просчитывает ходы.