Гражданские были примечательными, кстати. Один — одетый в безукоризненный рыжеватый твидовый костюм-тройку седой густоволосый старик; старик, но вовсе не дряхлый, огромный, крючконосый, с лохматыми бровями над блекло-серыми, но пронзительными, как рентген, глазами. Второй — напротив, молодой мужчина, даже, можно сказать, парень — был в кожаной куртке, черных джинсах и туристических берцах, длинные волосы убраны под плетеную кожаную повязку с каким-то тиснением. Романов не любил таких людей — как правило, у них обнаруживались тяжелые сдвиги в психике. Но, поймав взгляд этого парня, поменял мнение — тот смотрел пристально и цепко-оценивающе.
— Цивилы — кто такие? — тихо и быстро спросил Романов у Муромцева, который встал сбоку от стола. Сам он сел, ощутив какую-то глупость своего положения в этом кресле перед этой аудиторией. Но Муромцев сообщил как ни в чем не бывало:
— Профессор РАН Лютовой, Вадим Олегович. Он давно не у дел, почетный гражданин Владивостока и т. д. и т. п. Его вообще власти не любят, уж больно он советско-тоталитарной заквасочки, просто у старика мировое имя, как ни каркай — не заглушишь… Ну и ровесник века он, можно сказать, ему скоро под сто лет… Приехал с дачи, ему кто-то из наших сообщил, не поленился. Кстати, и я у Вадима Олеговича тут уже несколько раз лекции слушал. В городе.
Романов удивленно поглядел на Муромцева — ему и в голову не приходило, что капитан мог заниматься такими делами, как слушанье в свободное время лекций какого-то профессора. Капитан же как ни в чем не бывало продолжал:
— А молодой — Славка Жарко, старший офицер байкерского клуба «Русский Восток». И еще — ты будешь смеяться — старший методист ГорОНО. Его тоже не очень-то любили — экстремист, пофигист, то-се, ой-ой-ой, Вячеслав Борисович Жарко на заседание ГорОНО запросто может в кожанке прийти… Но уж больно для отдела полезный человек, конкурсов одних его питомцы выиграли кучу. Они с Вадимом Олеговичем хорошо знакомы, сегодня вон тоже вместе приехали.
— Странные люди начали собираться, — заметил Романов.
— Это еще не странные. Этих я пригласил. Если нормально все пойдет — поймешь зачем… Вот сейчас готовься — начнешь говорить, так на самом деле странное услышишь.
— А отец наш духовный где? — вспомнил старлей. И подумал, что этими вопросами он оттягивает Начало. Именно так и подумалось — с большой буквы.
— Отец Михаил? — Муромцев неприятно усмехнулся. — Так отче еще неделю назад в бега дернул. Видимо, Бога поехал искать по знакомству. Прогулял ты это событие…
Романов тоже покривился. Бригадного священника отца Михаила он не любил. Шумный громкоголосый поп был велеречив, назойлив и агрессивно-неумен, но, к сожалению, пользовался всемерной поддержкой командования и развернулся на этой ниве вовсю — читал лекции бойцам о том, что светоч истинной веры негасим и историческая миссия православной Руси — передать этот светоч Китаю. Рассказывал о «совершенно точных данных» по западным планам переработки тел погибших на войне в консервы для американской армии и навязчиво всучивал бойцам (в первую очередь срочникам, которые практически полностью зависели от расположения начальства) особые «нательные кресты морского пехотинца» по четыре тысячи рублей штука.
Почему-то воспоминание об этом породило в душе старшего лейтенанта толчок злости. Он поднялся с кресла, в которое только что опустился. Еще раз обвел всех взглядом. Упер в холодную пластиковую столешницу сжатые кулаки…
— Я старший лейтенант Романов. Большинство из вас меня знают, те, кто не знал, знают теперь. Я собрал вас здесь, чтобы…
— Начнем с того, что вы не имели права нас тут собирать, старлей! — поднялся, словно слова Романова воспринял как команду «Возражать!», высокий худощавый подполковник Миронюк, зам по работе с личным составом. — На данный момент старшим по званию и по должности среди всех офицеров части являюсь я, и я…
На секунду у Романова перехватило горло. Два просвета и две звездочки внушали ему уважение уже просто автоматически, согласно вошедшей в плоть и кровь субординации. Но это было именно секундное замешательство, и его никто не заметил. Когда же Романов снова заговорил, его голос звучал по-прежнему ровно:
— В таком случае вам следовало бы давно сделать то, что делаю сейчас я, давно, как только вы осознали необходимость действовать. Или вы осознали ее только сейчас, когда кто-то покусился на ваше старшинство? Именно оно должно спасти людей на территории базы? Накормить их? Дать понимание того, что следует делать? Старшинство в чине и его соблюдение является залогом общего спасения?