В классе послышались смешки. Я встрепенулся, и посмотрел на доску, но было поздно.
— Иди, Покровский, подыши свежим воздухом в коридоре. Как придешь в себя, возвращайся.
Спорить со Светланой Михайловной было бесполезно. И я, молча, вышел в коридор.
Чтобы не стоять под дверями, где меня мог легко засечь директор, я двинулся в сторону туалетов, чтобы переждать там время до большой перемены.
И тут… меня снова накрыло. Невидимые волны исходили откуда-то справа. С той стороны, где стояли стенды с расписанием уроков.
Я услышал какую-то возню за ними. И тут же раздалось какое-то всхлипывание.
Заглянув за стенд, я увидел, как какой-то оболтус из старших классов пытается отобрать у первоклашки телефон.
— Чего тебе?– недовольно спросил он, когда я уставился на него в упор.
— А тебе чего?
— Вали!
— И не подумаю.
Лоботряс угрожающе тряхнул своим хаером, и двинулся в мою сторону. К счастью, в это время послышались шаги в коридоре и голоса учителей. Старшеклассник мигом испарился.
Школьник, утирая нос, всхлипывал:
— Меня учительница за мелом послала… А он, гад, приставать начал…
Воздух вокруг него мелко и часто вибрировал. Прозрачные волны расходились от него как встревоженные круги на воде.
Какое удивительное зрелище – подумал я. Меня это настолько заворожило, что я решил прикоснуться к этому видению. И только моя рука коснулась этого поля, как я одернул ее, словно меня ударило током. Электрическая волна тут же прошла через мое тело, по рукам и ногам пробежали мелкие мурашки. И исчезли где-то в районе пяток.
Малыш-первоклашка тут же успокоился. Он с любопытством смотрел на меня. Ему было интересно и непонятно, что со мной происходит. Да я и сам не мог объяснить, что это такое было.
— Что с вами? – спросил малыш, испуганно глядя на меня.
— Ничего! Беги, давай, на свой урок!– сказал я, сквозь зубы. Колючий страх, передавшийся мне вместе с волнами, полностью еще не отпустил меня.
Оставшись один, я быстро справился с собой. Боль и страх ушли. Осталось только странное чувство. Я не понимал многого – и почему я начал видеть то, что не видел раньше, и слышать мысли других людей. А то, что мне передались эмоции другого – вообще ставило меня в тупик. Как такое может быть?
И тут меня осенила догадка. Может, я просто заболел? Или с головой что-то случилось? И, на самом деле, мне все это кажется? И что я мысли читаю, и что вижу что-то сверхъестественное. А на самом деле ничего этого нет?
Фух! Я выдохнул с облегчением. Ну, конечно, все это лишь только в моей голове! Это было хорошее объяснение.
В школе заверещал звонок, давая понять, что урок закончен. Двери классов открылись, и школьники заполнили коридор.
Сзади меня кто-то хлопнул по плечу. Я обернулся и увидел Костика.
— Собирай манатки!– сказал он.– Мы идем в музей Булгакова. Никвасу приспичило нам лекцию прочесть!
Никвас – это Николай Васильевич, наш классный руководитель, который в школе преподавал литературу. Булгаков был одним из его самых любимых писателей. А устроить экскурсию в музей знаменитого писателя Никвас обещал нам уже давно.
Шумной толпой мы вывалились из трамвайчика, и направились в сторону Андреевского спуска, где и располагался музей-мемориал. Небольшой марш-бросок по мощенному булыжному подъему, и вот мы уже перед входом в старинный двухэтажный каменный особняк.
Никвас иногда бывал строгим до неузнаваемости. Вот и сейчас ему достаточно было шикнуть на самых отвязных заводил нашего класса, и толпа быстро превратилась в организованную школьную экскурсию.
Когда-то я здесь был. Но очень давно, еще в глубоком детстве. Сюда меня приводила тетка, она тоже была большой поклонницей литературного таланта знаменитого писателя-мистициста. Воспоминания, конечно, в основном стерлись, в памяти осталась лишь, почему-то, большая печь посреди комнаты. Я тогда не мог понять, зачем была нужна печь таких больших размеров? И тетка мне пояснила – это чтобы туда мог забраться и почистить, как следует, трубочист. Глупое разъяснение, но тогда оно меня полностью удовлетворило.
Как только мы попали внутрь Булгаковского особняка, мы тут же разбрелись по комнатам. Тем более что рядом было еще несколько групп, и затеряться в толпе ничего не стоило.
Я заглянул в комнату, и оказался, по всей видимости, в рабочем кабинете писателя. Спиной ко мне сидел, низко склонившись над столом, мужчина в костюме, и что-то писал. На столе горела зеленая лампа под абажуром, отбрасывая тени в полутемной комнате. Лишь на миг он обернулся, когда я вошел. И я увидел высокий лоб, прямой аристократический нос, тонкие поджатые губы, и зажатую с них тлеющую папиросу. Он бросил на меня вопросительный взгляд, и тут же отвернулся и продолжил свое занятие.