Горный дух проследил за моим взглядом и тоскливо выдохнул:
– Да уже без разницы, до кого вы докликаетесь. Вашим злыдням теперь ни жарко, ни холодно, станет кто чары рядом творить аль нет. Они людьми делаются. А на прочее не отзовутся. Вроде так дед говорил, – и тут же поспешно добавил: – А как назад всё сделать, он не говорил.
Да, конечно. Если навье племя изводишь, зачем отменять чародейство? Верно, о таком повороте никто и не думал. Значит, всё? Я поёжилась. Хотя если попытаться во всём видеть хорошее, то, может, им так даже лучше будет? Ведь что один, что другой «неправильные». Один проклят невесть за что, другой просто таким уродился… А теперь прибьются к людям…
Эх, всё равно, неладно выходит. Я-то, столько лет «человеком» пожившая, не желала бы такой доли. А они ж и вовсе будут чужими. Нет, нельзя всё как есть оставлять. Стоп-стоп-стоп. А если представить, что это не по-настоящему? Вроде задания учебного, скажем, от Хромыча. Хуже чем есть всё равно не будет. Так, и что у нас имеется?
– А что вообще ты об этом амулете знаешь? Твой дед его сам сделал или получил от кого? И многих ли злыдней он так в людей обратил? Всё-всё выкладывай.
Кикимора моментально сообразила, к чему я клоню, и навострила уши.
– Нууу, – забубнил босоркун, – дед часто своими амулетками хвастал, только я ж не особо слушал. Всё навье племя в округе он задолго до меня извёл, только пугалки и остались. Вы вот много думаете, как с бабайкой какой-нибудь управиться? Затвердили, какими словами отогнать, и ладно. А почему действует, думали? И я так же. Всё мечтал сам эту штуку к делу применить, да возможности не было. Точно помню, что дед про любовь да радость говаривал. Дескать, супротив вражьего племени – самое оно. Им что ни радостнее, то гадостнее. Ыэх!
Да, негусто.
– А хотите, я им время остановлю? – вдруг оживился мелкий. – Это вроде как для нас хоть год пройди, а им всё в одно мгновение ляжет. Может, додумаетесь до чего, раз они так нужны вам.
Ого! Чтоб чьё-то время вскачь понеслось, это и я умею. А остановить… силён пацан, если и впрямь ему такое подвластно. Конечно же, мы обрадовано закивали – давай, действуй! И горный дух взвился ветерком.
Глава девятнадцатая, в которой босоркуна грозятся высечь, а лесавка расстаётся с подругой
Стоило мелкому скрыться с глаз, как окружающее пространство наполнилось таким буйством звуков и красок, что я даже зажмурилась. И уши руками прикрыла. Помогло мало: порывы ветра лихо закручивали в затейливые спирали все мало-мальски различимые шорохи – от гула далёких сосен до монотонного жужжания пчёл над медоносами – и, казалось, ввинчивали это переплетение звуков прямо в голову, невзирая на зажатые уши.
– Мав, а Мав, ты чего? – настойчивость Живки влёгкую разбила творившееся безобразие. Трудно игнорировать, когда тебя так бесцеремонно за косу дёргают. О! И потише вроде бы стало. Да и венчики цветков меньше бьют в глаза ослепляющими пятнами. Я тряхнула головой, стараясь не жмуриться.
– А ты что, ничего не почувствовала?
Кикимора снисходительно усмехнулась.
– Это на тебя так надежда подействовала. Она умеет, да. Когда всё плохо-плохо, а потом – бац! – и оказывается, не всё ещё потеряно. Я раньше тоже в такие моменты оглушённой себя чувствовала. А теперь…
Что «теперь» и почему надежда не имеет над моей подругой прежней власти, я не успела узнать. Потому что воздух сгустился чёрным смерчиком, из которого чуть ли не выпал босоркун. Очень напуганный и бестолково размахивающий руками. Пришлось Живке снова как следует его встряхнуть. И уже потом спросить:
– Что?
Босоркун шумно выдохнул, опасливо покосился на обманчиво-спокойную кикимору, стрельнул глазами в мою сторону и обречённо признался:
– Нет там никого.
И, не дожидаясь, пока мы переварим это известие, зачастил:
– Они не могли ещё превратиться. Никак не могли. Вона, солнце высоко стоит. До полудня не доползло. А они ж только к закату – дед точно говорил. А там совсем никого. И племени их там не было, я бы почувствовал. Совсем, совсем никого.
Малой захлёбывался словами, заглядывал нам в глаза, то ли пытаясь убедить в своей непричастности к внезапному исчезновению недопревращённых злыдней, то ли попросту перепугавшись не на шутку. Да и то сказать, не где-то далеко, а прямо у него дома, в сердце родной и до последнего камешка знакомой горы творится нечто, чему хозяин не может найти объяснения. Такие непонятности подчас пострашнее прямой угрозы. Зато мне стало чуть спокойнее.