– И что теперь? Она больше не будет Подгорью пакостить?
– Не так всё просто. Надолго эти чары её не сдержат. Две-три луны максимум, – Тхиасс с сожалением окинул взглядом ледяную глыбу, в глубине которой пульсировал чёрный сгусток. Задумчиво добавил:
– А поддерживать-обновлять не выход. Она попыталась нам навредить, мы её остановили. Снова что-то предпринять станет возможным лишь в ответ на новое зло.
– Ха! А если не вы, раз уж всё так сложно? Если госпожа Пульмонария? Или все наставники разом, а?
Злыдни синхронно помотали головами. Ясненько. Силёнок, значит, маловато у всего Подгорья одну навию остановить. Только и можем, что под древней защитой отсиживаться. И чего дальше-то?
– В питомник? – Сьефф вопросительно взглянул на собрата. – Без госпожи Пульмонарии всё одно не обойтись.
Тхиасс иронично хмыкнул. Явно припомнил своё прежнее посещение наших мест.
– Разве что я вас у входа на камне подожду. А то и вовсе здесь для пригляда останусь.
– Здесь незачем приглядывать, не хуже меня знаешь. И за прошлое не стану извиняться. А в Подгорье нам с тобой обоим надо, – Сьефф нетерпеливо мотнул головой, быстрее, мол.
– Так меня и впустили в вашу обитель, – уже раздражённо гнул своё второй злыдень, а я вдруг остро пожалела об отсутствии Живки. Она бы с лёгкостью разрядила накалившуюся ситуацию парой шуточек.
Теперь хмыкать пришёл черёд Сьеффу. Он так уставился на упрямца, что Тхиасс проглотил очередное возражение и издал кашляющий звук, очевидно, заменивший ему смешок.
– Ах, да. Ну, в Подгорье так в Подгорье.
Вот что его заставило передумать, а?
Сьефф одну руку положил Тхиассу на плечо, другой меня приобнял, и на мгновение воздух сделался горько-колючим. Дёргаться я не стала: ясно же, Вратами домой возвращаемся. Без живой воды, за которой и отправлялись всего-то… ой! Это ж мы вчера на рассвете ещё в питомнике были. Интересно, Живка уже здесь?
– Ух ты! Это мы где это? – место, куда нас переместил Сьефф, никак не походило на окрестности Подгорья, то есть на людской парк. Грот не грот, пещера не пещера – мы находились внутри жилища, чьи скруглённые туманные стены и потолок мерно вздымались и опадали, напоминая дыхание исполина. Хозяин, кем бы он ни был, никакого понятия об уюте не имел: вся обстановка состояла из единственного лежака, да и тот сиротливо ютился в дальнем углу довольно просторного помещения. Жутковатое местечко. И не сыро, и не холодно, а озноб уже вот он. Я поёжилась и сделала попытку высунуть любопытный нос наружу.
– Стой, лесавка! – предостерегающе окликнул Сьефф. – Побудьте пока здесь. Тхиасс…
– Да понял я, – досадливо отозвался тот, – и сам с места не сдвинусь, и за этой егозой присмотрю.
Сьефф испарился, а я почувствовала себя обиженной. Вот ещё! Чего это за мной пригляд нужен? Сейчас начнётся: стены не трогай, на лежак не садись, стань смирно и замри! Но нет, Тхиасс командовать не спешил, а что до стен, сам первый подошёл к одной из них, привалился спиной и так замер с погасшими глазами. Я боялась пошевелиться, не понимая, что происходит. Мгновения проносились быстрее стрижей, где-то уже собралась немаленькая их стайка, а злыдень не спешил отлипать от своей опоры. Интересно, и как он в туман ещё не рухнул? Стенка ж, вроде, не твёрдая?
Накатывала усталость, настроение потихонечку застряло где-то между «жизнь – тлен» и «злые вы, уйду я от вас». Наконец мне стало скучно ждать неизвестно чего, и я решилась потыкать пальцем: уснул, что ли? Тхиасс немедленно встрепенулся, глаза живенько пыхнули багровым и – почудилось или нет? – его лица коснулась тень улыбки.
– О-ох! Потрясающе! Понятно теперь, как в вашем питомнике навий сын прижился, – злыдень напоминал кота, объевшегося сметаной. Изрядно потрёпанного, правда, и жизнью, и хвостатыми братьями, и отощавшего сверх всякой меры, но всё же довольного и ублаготворённого. Наткнулся на мой недоумённый взгляд и соблаговолил растолковать:
– Не бывала здесь прежде? Это ж его обиталище, Сьеффа вашего. Видно, шишига постаралась – это место дышит лёгкой радостью. Не пойму, от чего идёт подпитка, но сил придаёт будь здоров!
Тхиасс так мерзко лучился бодростью, что захотелось запустить в него чем-нибудь весомым. Я вздохнула: жалко, молниями швыряться не умею. А этот злыдень вдруг больно вцепился костлявыми пальцами мне в плечо, развернул к себе и изучающе уставился, посверкивая угольками глаз. Потом как треснет сам себя по лбу, как заорёт: