– А ну, марш отсюда! – и давай меня к выходу тащить.
А я чего? Я ничего. Мне Сьефф не велел высовываться. А кое-кто, между прочим, обещал за мной присматривать. Вот и смотри. Ишь, раскомандовался. Но ощутив моё сопротивление, злыдень препираться не стал. Придал ускорения удачным толчком в спину. Я и вылетела, как морковка с грядки, когда её за хвостик дёрнут. На ногах не устояла, конечно же. Шлёпнулась, притормозив ладонями, и носом прямо в ароматную шапку нежных розовато-сиреневых цветков уткнулась. О! Душица! И апатии как не бывало. Надо же, а я о таком её свойстве и не знала. Но всё равно неправильно это. Сказано, сидеть внутри, а не снаружи, значит, так тому и быть.
Тхиасс опередил мою попытку шмыгнуть обратно, загородив вход.
– Тебе нельзя там находиться. Это жилище злыдня. Судя по всему, оно тянет отблески рассеянных по всему питомнику светлых эмоций и копит, отдавая хозяину. Но оказавшись внутри, ты стала куда более лакомой целью для этих стен. Пробудешь чуть подольше – выгоришь дотла. Оно тебе надо?
Даааа? Значит, в чувство меня вовсе не душица привела?
– А почему же Сьефф?.. – ни в жизнь не поверю, что он навредить мне решил.
– Не думаю, что Сьефф догадывается о таком эффекте. Едва ли за всё время существования этого жилища, кто бы его ни создал, кто-то бывал внутри, кроме хозяина.
А, ладно тогда.
Глава двадцать пятая, в которой Живка мечтает, страдает и отказывается от колыбельной
Долго томиться в ожидании нам не пришлось. На лужайку перед жилищем злыдня вышагнула госпожа Пульмонария, за ней – прочие наставники, а следом и сам Сьефф. Шишига смерила нежданного гостя пронзительным взглядом, нахмурилась и махнула мне – дескать, ступай отсюда. Ага, конечно! Можно подумать, я знаю, куда мне ступать! Да и интересно же, как они Тхиасса примут и что насчёт Альги решат. Но мне немедля был брошен клубочек с наказом отправляться к жилому краю. Эх!
Проводник так резво взял с места в карьер, что предаваться сожалениям о невозможности остаться не получалось. Неудержимо накатывало ощущение, что это всё уже было. Как когда-то давным-давно (меньше трёх седьмиц назад!), я топала за клубочком, без устали вертя головой по сторонам. Как в тот день, меня окружал незнакомый лес (разве что светящимся изнутри кларакорам я уже не удивлялась). И всё же что-то новое было в этом стремительном движении по причудливо петляющей тропке. Или это я стала другой, не той, что на прошлой луне досаждала отцу нытьём о путешествии за рубеж. Нынче и представить сложно, что единственной причиной, приведшей меня в питомник, была тяга к странствиям. Как-то незаметно проблема невозможности попасть в иные земли измельчала, потускнела. Куда важнее, оказывается, навести дома порядок. Подгорье защитить, не дать в обиду неправильных навьих отпрысков, разобраться, что движет Великой Альгой: злокозненность или тревога за свой народ. А уж когда всё уляжется, можно будет и о дальних странствиях подумать. Если новых бед не случится.
Разумеется, я не обольщалась относительно того, кто возьмёт, вернее, уже взял на себя главную роль в завертевшейся круговерти. Но чуяло моё сердце: без лесавки не обойдётся.
– Наконец-то! Явилась! – меня тормошили в четыре руки Лешек с Блажеком, приветливо улыбалась Ньярка, что-то недовольно бубнила, глядя сычом, Живка. Я дома. Каких-то две с лишком седьмицы жизни здесь и два дня отсутствия понадобились, чтоб окончательно и бесповоротно в этом убедиться.
Ни лешие, ни полудница не стали требовать отчёта «сейчас и немедленно». Меня проводили к хижине, пригрозили, что завтра от полного рассказа не отвертеться, и разошлись. Кикимору же я цепко ухватила под локоть и затащила внутрь. Поговорить нужно было о многом. И самое первое – чего же такого срочного от неё хотели китоврасы? Живка хихикнула, оттаивая, плюхнулась на лежанку и заявила, что «тайна сия велика есть». А потому шиш мне, а не подробности. Хотела в отместку и с ней ничем не делиться, но это было сильнее меня. Так что на одном дыхании оттарабанила всё по полной.
Подруга моя, обычно безапелляционно заявляющая, что я балда, дослушав до конца, схватилась за голову, вскочила, заметалась с причитаниями: «Вот балда! Нет, ну, какая балда! Бестолочь стоеросовая! Дурья башка!».
Ничего себе! Можно подумать, она сильно лучше во всем бы разобралась и много умнее чего придумала. Я привычно запалила лучину, закрепила её повыше, чтоб стало светлей, а Живка, наконец, остановилась, взглянула на меня и хлюпнула носом:
– Представляешь, я ж, дубина этакая, напрочь о радужнице позабыла. Нет, чтоб с темнотой глянуть – вдруг можно к вам вернуться или помочь как-то…