Как и следовало ожидать, и Живка, и Ньярка обнаружились у Лешека с Блажеком.
– Хэй, Мавка, где тебя носит? Мы тут решаем, как навиям спуску не дать! – неугомонный Лешек принялся было делиться новыми грандиозными планами, но взглянул на меня попристальней, как-то быстро осёкся и коротко спросил: – Что?
Я так плохо выгляжу?
– Не надо ничего решать. Госпожа Пульмонария уже решила.
И я рассказала всё. Всё-всё. До них не сразу дошло. А когда это случилось, Живка тихонько поднялась и вышла. Выпавшая из её пальцев флейта сиротливо осталась на полу.
Что делать, когда всё правильно, но внутри огромный колючий комок? И обсуждать нечего, и оправдываться незачем. И молчать нестерпимо.
– Мав, – Блажек осторожно тронул мою руку, – ты, главное, не сомневайся. А то…
– Да знаю я, только тошно от всего этого. Пойду Живку ловить, пока глупостей не наделала.
Что может в такую минуту взбрести на ум кикиморе – страшно подумать! Лешие немедленно подхватились меня сопровождать, Ньярка покачала головой, не одобряя настолько несвоевременную вылазку, но от нас не отстала. Хорошо с такими спутниками на поиски отправляться! Сама бы я сначала мучительно долго соображала, куда моя подруга могла податься, потом бы выбрала одно направление из прочих равных, непременно бы ошиблась, забрела не туда, куда собиралась, окончательно расстроилась и уже на грани «а-а-а! бедная я, несчастная, ничего-то не могу до ума довести!» совершенно случайно повстречала бы потеряшку. Нервов и сил такой метод поиска отнимает немерено! Лешие же мгновенно сориентировались, «взяли след», и от нас с Ньяркой только и требовалось, что не отставать.
Казалось бы, не особо мы и промедлили, да и Живка вряд ли неслась, как угорелая, но побродить пришлось изрядно, покуда тропа не привела нас к редколесью, где непривычно угасшие кларакоры расступались, открывая взглядам каменистое ложе небольшого кипящего ключа. Вырываясь из-под земли, он негромко ворчал, фыркал и пенился, вскидывался фонтанчиком и опадал, разбрасывая искорки крохотных брызг. И хоть солнца не было видно, в этой водяной взвеси играла радуга.
А на траве, что ровным кругом огибала источник, держась от него на расстоянии пары саженей, как ни в чём не бывало вольготно расположились злыдни. Сьефф сидел, оперевшись спиной на одиноко стоящее дерево, ближе других подобравшееся к бурлящей воде, и что-то негромко рассказывал. Тхиасс, растянувшийся на зелёном пушистом ковре, грыз какую-то травинку и в разговоре вроде бы не участвовал. Чуть в стороне, на порыжелых от воды камнях, обнаружилась и кикимора, против ожиданий не истерящая, а сосредоточенно внимающая отрывистой речи.
Наше появление было оставлено безо внимания, так что мы беззвучно разместились чуть позади Сьеффа, не прерывая его. Может, и не самая лучшая идея – незваными чужой разговор слушать, но на то, что мы здесь лишние, указывать никто не спешил.
– … не о чем жалеть. Полтысячи лет нерождённым у Грани – и она уже не вызывает трепет.
– Сколько?! – ахнула Живка, подаваясь вперёд.
Это совершенно не походило на сказку алмасты, хотя мне вдруг показалось, что я вернулась именно в неё. И из-за отрывистых чуть глуховатых фраз беззаботно выступил влюблённый леший с вьюнками в волосах. Но теперь я точно знала, к кому на свидания он бегает. На самой границе Подгорья его поджидала лёгкая тень. Высокая стройная фигура, укутанная в струящееся чернёное серебро. И хоть вместо лица туман клубится, разом навию выдавая, не Тьмой, а нежностью от неё веяло. Выходит, и навии любить способны? И «неправильные» среди них уже давно появляться начали?
Счастье влюблённых оказалось недолгим. Великая Альга рвалась к Источнику, найдя способ истребить разом всех обитателей Подгорья. «Неправильная» навия кинулась предупредить, но не успела. Не дозвалась от границы своего избранника. А обречённая нечисть Подгорья выплеснула всю боль безвременного ухода гневным проклятьем на всё вражье племя, чтоб тьма навьей сущности обратилась против навьих потомков. Это явно звучало как-то иначе, но в изложении Сьеффа оставались лишь краткие вехи. Да только не вышло проклятие за охранные чары, расплескавшись о невидимую преграду.
И опустела земля за Синими Скалами. Не осталось никого, кто мог бы снять защитные чары, а были они так крепки, что и с гибелью своих творцов не утратили силы. Не стало и влюблённого лешего. А его навия застыла недвижным изваянием на границе двух миров, ни жива ни мертва. Не одна застыла. Вместе с ней на долгие столетия уснул нерождённый. И над ними угрожающе стыли обсидиановыми каплями отголоски проклятия сгинувших.