Еще одна странность: она вдруг стала вскакивать среди ночи и петь по-якутски песни, которых никогда раньше не слышала. Как-то от начала до конца спела песню Розалины Файрушиной «Эн сэрэй» («Догадайся»), слов которой просто не могла знать.
Пела громко, будто со сцены. Я пыталась ее разбудить – бесполезно. Допев до конца, она продолжала спать, так ничего и не осознав.
Чтобы она не будила остальных, на ночь нас стали переводить в игральный зал, где специально поставили кровать. Я переживала – а ну как решат, что моя дочь помешалась?
Пока мы лежали в больнице, наша Тууйа после спортивных сборов в Сочи улетела в Якутск, где должна была принять участие в показательном номере на Международных играх «Дети Азии». Тренеры, войдя в ее положение, поселили ее в общежитие для участников, обеспечив полный пансион.
Но однажды она позвонила мне, рыдая навзрыд: у нее украли кошелек. «Посмотри хорошенько в своей комнате, а не найдешь – отправлю тебе деньги через своих знакомых», – успокаивала я ее. Кюннэй, слышавшая наш разговор, вдруг сказала: «Пусть не переживает, завтра его вернут». На следующий день, когда Тууйа участвовала в репетициях на стадионе «Туймаада», кто-то действительно вернул кошелек, положив его на скамейку, где она оставила свою одежду. Все деньги были на месте.
А мы так и пролежали в больнице больше месяца, пройдя множество обследований. Никакого результата, несмотря на пять консилиумов.
В день выписки вызвали такси, чтобы доехать до родственников, а по пути остановились у храма Матронушки.
А однажды дочь сказала мне: «В нашу палату зашел черный человек, постоял у окна и прошел в реанимацию сквозь стену». В тот день там умерла 16-летняя девочка с больными почками.
Но когда мы уже отъехали от него, моя девочка, схватившись за грудь, опять потеряла сознание. Таксист выскочил на дорогу, где, углядев проносящуюся мимо скорую помощь, сумел ее остановить.
Кюннэй тем временем пришла в себя, но тут тело ее стало дергаться вверх-вниз, и она испуганно взмолилась: «Мама, держите меня за руки и за ноги, кто-то меня швыряет!» Я стала звонить в больницу, откуда мы только что уехали, но там сказали: «Сюда возвращаться смысла нет. Куда скорая отвезет, туда и езжайте. Может, хоть там что-то прояснится».
Пока нас везли в 79-ю клиническую больницу, мой ребенок несколько раз терял сознание. Приходя в себя, она пугала бригаду вопросами: «Почему здесь столько черных людей столпилось?»
В этой больнице нам тоже ничем не смогли помочь и, написав в заключении «глубокий сопор неясной этиологии», через несколько дней выписали.
Что было делать? Возвращаться домой? Невозможно: московские врачи сказали, что Кюннэй может не перенести перелета, а якутские говорили – нет смысла приезжать обратно, так и не узнав диагноза.
А Кюннэй снова стало швырять вверх-вниз, врачи навалились на нее, пытаясь удержать, один крикнул водителю: «Жми на газ, не довезем!» У меня сердце оборвалось, время словно остановилось, крики врачей доносились будто сквозь толщу воды.
На наше счастье, крестные Кюннэй во всем нам помогали, поддерживали. «Не надо вам сейчас никуда срываться, – успокаивали они меня. – Живите у нас столько, сколько понадобится». И мы решили на какое-то время остаться, потом к нам еще и Тууйа прилетела.
Однажды Кюннэй захотелось йогурта, и вечером, когда спала дневная жара, мы с девочками вышли в ближайший к дому магазин. Там она снова потеряла сознание. Я еле удержала ее. Со всех сторон сбежались люди, помогли вывести дочь на воздух, раздались крики: «Есть тут врач?» Нам повезло – врач был. Он сразу начал делать массаж сердца, попутно спрашивая, чем она болеет, какой у нее диагноз. Кто-то сунул ей под нос ватку с нашатырным спиртом.
Тем временем примчались четыре скорые (сразу несколько человек дозвонились до 03), среди которых был реанимобиль, куда и занесли Кюннэй.
Опять начались расспросы про ее диагноз и болезни, на которые я уже и не знала, что отвечать. Потом смотрю – Тууйа-то где? А она стоит возле отъезжающего реанимобиля, заливаясь слезами. Остановив машину, втащила ее внутрь, и мы помчались в Морозовскую клинику. А Кюннэй снова стало швырять вверх-вниз, врачи навалились на нее, пытаясь удержать, один крикнул водителю: «Жми на газ, не довезем!» У меня сердце оборвалось, время словно остановилось, крики врачей доносились будто сквозь толщу воды. Из этого состояния меня буквально выдернул вопль: «Закройте глаза ребенку!» Бедная Тууйа сидела в прострации. А у Кюннэй остановилось сердце, его завели дефибриллятором. Раньше мы такое лишь в кино видели, и только когда оно касается лично тебя, понимаешь, как это страшно. Две с половиной минуты сердце моей девочки не билось…