— Я не слышала, как ты вернулась домой. У тебя всё прошло хорошо, Лулу?
— Да, мои дела идут чудесно.
Я чувствую, что должна больше вдаваться в подробности, она прямо-таки этого ожидает.
— Я расскажу всё тебе потом… Пока.
Давид морщит лоб.
— Что точно ты ей расскажешь?
— Ничего определённого. Я буду только говорить, что ты был весьма обходительный мужчина. Больше ничего.
"Весьма обходительный мужчина" кивает головой более или менее убеждённо.
— Всё-таки я обязана Барбаре тем, что выбросила свои принципы за борт. Она была тем, кто, наконец, сказал мне: "Это наслаждение, Лулу, наслаждайся!"
— Она называет тебя Лулу?
— Много людей называют меня Лулу. Оливер говорит больше Лу, с намёком на Аполинера [9] .
— Я предпочитаю Луиза, и я не люблю Аполинера.
Он подчёркивает своё замечание поцелуем в мою шею.
Единственное облако в моём безупречно чистом небе счастья: ничего постоянного быть не может. Давиду быстро надоест развлекаться со мной – это практически несомненно. Вероятно, он ожидает только своего отъезда в Италию, который станет для него предлогом, чтобы смочь покинуть меня без больших сцен.
19 августа
За завтраком я вместе с Давидом репетирую делать бесстрастное лицо, чтобы Адель тут же не разгадала моё счастье по глазам. Он заходится смехом.
— Совершенно не справляешься с бесстрастным лицом. Ты абсолютно не в состоянии скрывать свои чувства. Это поразило меня уже при нашей первой встрече.
— Так вот оно что!
— Это и ещё многое другое... теперь, пожалуйста, смотри сюда – наблюдай и учись!
Давид мгновенно меняет выражение лица, и кажется прохладным. Он оказывается мастером этого дела. Я пытаюсь подражать ему как можно лучше, однако потом тоже не могу больше удержаться от смеха. В конце моего маленького перерыва я еду в "Ларок". И использую полученные от Давида знания, когда шагаю в офис Адели, которая меня вызвала.
— И? Как дела с показателями?
Моё так напряжённо выработанное выражение лица пропадает. Я краснею. Я совершенно забыла про индекс. Я должна была закончить его ещё в последние выходные, но имела совершенно другие вещи в голове. Что у меня перевернулись ночь и день, я лучше не буду тыкать её в это носом, и мямлю, что забыла и извиняюсь.
— Хорошо, тогда ты завершишь его сегодня, и затем позаботишься о Брайане Беннетте.
— Он написал новый роман?
— Конечно, нет! — отвечает Адель совсем раздражённо. — Нет никого, кто пишет триста страниц в месяц. Мы ожидаем автора на следующей неделе, если появится его недавний роман, который как раз передан в продажу. Ты должна организовать авторские чтения, время для автографов и интервью.
— То, что я делала для Давида Фултона?
— Да, точно так, конечно, без того, чтобы играть в кокетку. Это может вызвать раздражение у Брайана.
— Я не кокетничала...
— Собственные глупые отговорки можешь подарить себе.
Бормоча оскорбления, я разворачиваюсь обратно в свой офис. Старая коза. Теперь я снова должна быть подарком в целях рекламы! Адель в самом деле не знает, чего хочет: если она действительно полагала, что я играю в кокетку и намереваюсь лакомиться дома всеми авторами, почему тогда тут же бросает меня вперёд ногами к следующему? С неописуемым остервенением в животе, я заканчиваю индекс в рекордное время. Потом перехожу к тому, что готовлю посещение Брайана Беннетта. Каждая его форма лишена соблазна, даже если я очень люблю его романы – на фотографиях, которые я видела, автор выглядит как очаровательный старый господин кажущегося средневекового изобилия…
Вечером я в шутливом тоне рассказываю Давиду обо всех тяготах, которые произошли со мной в течение дня. Его лицо меняет цвет: сначала оно было тёмно-красное, затем белое, а затем приобретает почти зеленоватый оттенок.
— Это вообще не принимается в расчёт!
— Что не должно приниматься в расчёт?
— Ну, что ты заботишься о Брайане Беннетте.
— Ты ревнуешь к Брайану Беннетту?
— Пожалуй, да.
— Но, он – старый мужчина, кроме того, довольно полный...
— Ну и? У старых полных господ тоже есть свой шарм... И, кроме того, я знаю, какое притяжение оказывают на тебя успешные авторы.
— Да как ты смеешь! Я отвергала все твои неоднократные попытки сближения!
— Но, в конце концов, ты всё же уступила, да?
— Ты...
Я не заканчиваю предложение, а иду и захлопываю за собой дверь. Этот гнусный соблазнитель также ещё ужасный, безобразный и властный. Я боялась, что Давид поставит точку в нашей маленькой истории, но сейчас это сделала я. Я заканчиваю. Киплю от ярости.
9
Французский поэт, один из наиболее влиятельных деятелей европейского авангарда начала XX века