— Передавай привет моему отцу, он то точно в аду горит, что свою семью не уберёг, — цедит сквозь зубы Чимин и рассекает горло мужчины. Намджун захлебывается в своей крови, Пак видит, как она булькает в надрезе, как зачарованный следит за утекающей и уносящей жизнь парня кровью, а потом, приставив лезвие к надрезу, что есть силы, давит, пытается кость прорезать, но сил не хватает. Чимин вытирает об грудь Намджуна руки и, прикрыв ладонью его глаза, встаёт на ноги.
Месяц спустя, Аризона, Феникс.
Чимин просыпается от лучей палящего солнца, бьющих прямо в лицо. Пак ругает себя, что снова забыл перед сном задёрнуть шторы, и идёт в душ. Вода помогает окончательно проснуться, а кофе поможет собраться с мыслями.
Чимин этот месяц не живёт, он ждёт, когда уже его найдут, арестуют и экстрадируют. Он сутками сидит в этой квартире, снятой на окраине и смотрит в окно, пытается запомнить солнечные дни, звёзды на небе, воркование птиц. Скоро всё, что будет видеть Пак — это железная решетка.
Чимин вылетел из Кореи по поддельным документам, присланным отцом, первым же рейсом. Домой в Новый Орлеан Чимин не поехал. Мало ли кто будет мстить за смерть Намджуна — не хотелось подвергать опасности пожилых родителей. Паку долго не прожить — или в тюрьме убьют, с такой-то внешностью точно, или ассасины прикончат.
Он свою участь еще будучи подростком принял и всё равно шёл к этому. Человеку, увидевшему смерть собственной семьи к нормальной жизни не вернуться. Тут никакие психиатры и таблетки не помогут. Но месть помогла. Сколько бы ни говорили, что отомстив потерянного не вернуть — это было сладко. Во-первых, одержимость местью, помогла Чимину дожить до двадцати трёх лет, а не наложить на себя руки проснувшись от очередного кошмарного сна и постоянных криков матери и сестры в ушах. Во-вторых, прошло три недели с той ночи на квартире Намджуна — и все эти дни Чимин сладко спит. Мёртвые его больше не беспокоят. Чимин собой доволен. Он не знает, сколько ещё ему осталось, но вывернутая наизнанку душа наконец-то получила свой покой и пусть иногда он отшвыривает в панике чашку или любой другой предмет — Пак точно знает, что капающая с его рук густыми каплями кровь всего лишь иллюзия.
Чимина от помешивания кофе отвлекает звонок в дверь. Пак непривыкший к визитам вздрагивает и, нехотя идёт к двери. Он смотрит в глазок, но там никого не оказывается. Чимин возвращается на кухню и, допив кофе, решает выйти за сигаретами, так как в пачке на столе остаётся всего одна. Стоит ему открыть дверь в подъезд, как он видит большую корзину с нарциссами на пороге. Сердце Чимина пропускает удар, он отшатывается к стене и, схватившись рукой за грудь, пытается отдышаться. Чимин столько дней ждёт полицию, но государство и здесь проебалось — Хосок нашёл его раньше. Чимин прикрывает дверь и идёт в спальню. Он даже не закрывает её на ключ — бесполезно. Если Хосок его нашёл, то Чимину не спастись — от братьев Ким никто пока не спасся. Пак достаёт пистолет, припрятанный под матрасом, и идёт на кухню. Он кладёт оружие на стол, зажигает последнюю сигарету и ждёт.
Сейчас бы заплакать, но не плачется. Не от страха, что еще немного, и он жизнь потеряет, а потому что скучал. Потому что эта странная, неправильная, пропитанная похотью связь, вдохнула в Чимина жизнь, держала его на плаву и чуть не помешала всем планам, потому что в руках Хосока у Чимина сердце билось, и пусть он убеждал себя, что делал всё это, чтобы Намджуну больно было — неправда. Чимин делал это для себя, ради той пустоты внутри годами живущей в нём, он заполнял её Хосоком, его голосом, его взглядами, его теплом, хотя скорее огнём — потому что Хосок не грел, он сжигал, а эти три недели Чимин мёрзнет. Он получил всё, чего хотел, достиг своей цели, но по пути потерял только-только обретённое сердце. Странно, оно ему даже начало нравиться.
Стрелка на часах на стене всё ползёт и ползёт, и несмотря на шум автомобилей за окном, на гул только просыпающегося города, всё, что Чимин слышит — это тиканье часов. Они отсчитывают время до прихода его палача, его отдушины, его яда, его больной любви.
Долго ждать не приходится. Входная дверь с противным скрипом открывается, и Пак отсчитывает семь шагов. Хосок стоит в проходе на кухню, одаривает его ядовитой улыбкой и проходит к столу. Кладёт рядом с пистолетом Чимина своё оружие, снимает свою кожанку. Следит за пальчиками парня на столе, за тем, как его рука ползёт к оружию и, резко схватив его за ворот растянутой футболки, рывком поднимает на ноги. Всматривается в лицо Чимина несколько секунд и, притянув к себе, глубоко целует. Пак кладёт ладони поверх его рук и отвечает, жадно сминает чужие губы, позволяет ему трахать языком свой рот. Они будто изголодались, будто это не поцелуй вовсе, а нечто большее, нечто, что сейчас равноценно самой жизни. А может смерти.
— Я люблю тебя, суку, с ума по тебе схожу, — шепчет Хосок в поцелуй и кусает его губы, слизывает капли крови и снова целует. Чимин вскрикивает от боли, но не отстранятся, сам целует, сильнее прижимается. Пытается урвать побольше, надышаться им, насытиться, унести с собой этот вкус.
— Ты убил моего брата. Я ведь подозревал, что ты не чист, что скрываешь что-то, даже запрос нашим послал, вот только ответы пришли через два дня после смерти Намджуна. Ты сука, гениальная тварь, — Хосок больно бьёт парня затылком о стену и кусает его подбородок. — Учти, любовь моя, у нас такое не прощается, — он отстраняется и стоит Чимину потянуться к пистолету, как перехватывает его руку и одним движением её ломает.
Чимин воет от боли, прижимает к груди сломанную руку и оседает на пол. Хосок ногой отталкивает упавший на пол пистолет Пака, и вновь схватив того за горло, приподнимает на ноги, вжимает в стену, снова целует, слизывает текущие от боли слёзы, и шепчет:
— Люблю тебя, не буду делать тебе больно. Обещаю, малыш, ты умрёшь быстро.
Чимин всхлипывает и кивает, верит ему, смотрит прямо в глаза и жмурится, почувствовав холодный металл на животе под футболкой, чувствует, как Хосок ведёт дулом пистолета по обнажённой коже, почти не дышит. Будто все эти дни Чимин выпотрошен был, а теперь Хосок здесь, рядом, кожа к коже, в своих руках держит и Чимина тепло наполняет, даже боль в сломанной руке горячим свинцом разливающаяся, на второй план отходит, пусть только Хосок в глаза смотрит, пусть его голос в памяти отпечатывается. Чимин впервые фразу «унесу с собой в могилу» буквально понимает.
— Поцелуй меня ещё раз, — просит Пак и раскрывает губы, принимая язык парня и одновременно выпущенные подряд три пули. Хосок не отпускает всё равно, чувствует, как чужая кровь его рубашку пропитывает, как обмякает тело в руках, но всё равно губы в губы стоит, последнее дыханье забирает.
Хосок аккуратно опускает безвольное тело на пол, смотрит на кровавую полосу, оставленную на стене, и вновь целует уже безжизненные губы. Присаживается рядом, прощается со своей одержимостью, запоминает идеальные для него черты. Знает, что стоит за дверь выйти, как тьма вернётся, как снова в нём поселится и Хосок свою боль в чужой крови топить будет, просто раньше у боли не было лица и имени, а сейчас её Пак Чимин зовут и прекрасна она как нарциссы в середине весны.
***
Тело Чимина находит прибывшая по вызову соседей полиция. По словам пожилой пары, живущей через стену, они слышат выстрелы в соседней квартире. Посередине кухни в луже собственной крови и накрытый одеялом из нарциссов лежит Пак Чимин, разыскиваемый по делу об убийстве известного корейского бизнесмена Ким Намджуна.