– Есть ли фурия страшнее, чем сердитая восемнадцатилетняя девушка? – улыбнулась я, перефразируя классика.
– У тебя тоже был такой период?
– Так он у всех бывает, разве нет? Какая она? Что ей нравится?
Мистер Хэрмон посмотрел на меня и беспомощно всплеснул руками, словно пытаясь передать что-то непередаваемое.
– Она совсем не похожа на тебя.
– А конкретнее?
– Ну, ты такая собранная, а она… нет. Учится с трудом, безуспешно борется с лишним весом. Красит волосы в черный цвет и слушает панк-группы, от визга которых мне зачастую хочется наложить на себя руки.
– Моя бабушка сказала бы, что громкая музыка – это крик о помощи. Пишите ей, даже если она не отвечает. Звоните, даже если она отмалчивается. Пусть чувствует, что вы ее любите. Расспросите ее лучшую подругу. Та наверняка знает, о каком подарке на день рождения мечтает ваша дочь.
– Ты права.
– Очень приятно от вас такое услышать.
Он рассмеялся.
Я глянула на часы. Время покажет, как говорит моя бабуля, время покажет.
– Я никогда этого не хотел. – Он указал на черный стол и на белую доску.
Доска, тоска.
– Знаю-знаю, вы ненавидите Одессу.
– Да нет, я совсем про другое. Я хотел стать писателем, изучать поэзию, а не заниматься бизнесом.
Мечта, не та.
– Тогда почему вы здесь?
– Семья.
Одно слово, а как много им сказано.
– Я тоже хотела пойти изучать английский язык. Но бабушка была против.
Да уж, еще как против: «А кто согласится платить за то, что ты встанешь на углу на табуретку и начнешь декламировать Шекспира? Да никто! Английский – это не профессия, это баловство. Пойди учиться на инженера или на бухгалтера – получи профессию, которая в будущем тебя прокормит».
– Ты на нее разозлилась? – спросил он.
– С чего бы? – Я пожала плечами. – Она для моей же пользы советовала.
– Ты гораздо добрее и терпимее, чем я. Даже долгие годы психотерапии ничего для меня не изменили. Я всегда ненавидел отца за то, что он лез в мою жизнь. Заставил получить степень по управлению бизнесом. Заставил…
– Что?
– Не важно.
Bite-bit-bitten.
Необычные гневные нотки в его голосе взволновали меня, и я по привычке прикрыла рот пальцами.
– Тебе больше не надо так делать, – одернул меня мистер Хэрмон.
Я послушно положила руку на колено. Он молчал. Мне хотелось заполнить эту странную тишину, отвлечь его, чтобы не был таким смурным. И я заговорила об Одессе:
– Если любите поэзию, обязательно почитайте Анну Ахматову. Знаете, она родилась в Одессе. Или Бабеля. Он тоже тут жил. А что вы изучали?
Оказалось, мистер Хэрмон выбрал для себя учебные предметы по бизнесу и по литературе. Как вам это нравится, он даже не понимал, насколько ему свезло. Вот на Украине студенты учатся, чему велят. Расписание занятий составляет деканат, и нет никакой возможности выбора.
Мистер Хэрмон стал увлеченно рассказывать о своих любимых авторах: Хемингуэе, Стейнбеке, Маккалерс. Разговор о писателях меня успокоил: наконец-то нашлись безобидные темы для беседы. А ведь шеф вполне мог набычиться и повести себя более агрессивно, мог попросту уволить меня за несоблюдение условия, которое выдвинул еще на собеседовании. Спрашивается вопрос, а как бы на его месте поступили другие мужчины? Вот то-то. А он терпеливо ждал и упорно не отступал, хотя я то и дело подсовывала ему сладеньких лялечек.
Вита и Вера, две офисные сплетницы, которые все про всех знали, шептались, будто мистера Хэрмона сослали из Хайфы в Одессу в наказание за сорванные сделки. Когда слух разошелся, коллеги поинтересовались у меня, действительно ли он такой лантух, как говорят. А я всем сказала, что Вита и Вера просто балаболки с черными ртами. Не хотелось позорить шефа, пока он меня не обижает. Но в глубине души я не сомневалась, что без моей помощи он как без рук. Я вас умоляю, он даже не подозревал, что мы ведем тройную бухгалтерию: настоящие документы для Хайфы, наполовину фальшивые, где отражалось пятьдесят процентов прибыли, – для Станиславских, и еще на три четверти лажа, где утаивались аж семьдесят пять процентов дохода, – для налоговиков. Чему же, спрашивается, его научили о бизнесе в заграничном колледже?
* * * * *
Обычно я успевала сготовить себе кофе и выпить его еще до прихода мистера Хэрмона и остальных сотрудников, задолго до начала рабочего дня. Но сегодня кофе только полился в чашку, и вдруг из коридора послышалось шушуканье Виты и Веры. Через их зловредные языки три девушки уже уволились – сдается мне, безо всякого собственного желания, – и мне совсем не хотелось следующей на очереди поиметь холеру от этих хабалок.