Эйвери: И нашу семью, жилплощадь— много площади, свободы и хвальбы. Я всегда использовал любую возможность, чтобы ее похвалить, если в чем-либо она достигала совершенства.
Эйнджел: Как могут все отношения в семье основываться только на сексе, если сам секс требует, по меньшей мере, эмоциональной близости?
Дэйн: И кто это говорит?
Мэрилин: Не груби. Эйнджел, практически, еще ребенок и она в праве думать о тебе хорошо.
Дэйн: Боже, как я жажду этого! Мне не хотелось, чтобы она подумала, что я лишена добродетели.
Кейт: (обращается к Эйнджел.) Эйвери держал некоторые вещи в потаенных углах своего сознания; он не позволял своим чувствам, какие бы они ни были, вмешиваться в действия, которые совершал или был готов совершить.
Эйнджел: Я подлое существо в ее представлении. И как ей это удается?
Мэрилин: Вы хотите, чтобы я открыла вам свою душу, не так ли? Хорошо! Но вы будете у меня в долгу. (Наполняет стакан. Продолжает.) В течение долгого времени наша сексуальная связь с Эйвери держалась на надежде. Да, да, на надежде, что, будучи ранимой, отдавшись ему с потрохами, получу то же самое с его стороны. Я надеялась, что каждый раз, когда он входил в меня, когда я была наиболее, уязвима, он примет и поймет, что вхождение в меня это не просто акт, а эмоциональное единение. Я надеялась, что он когда-нибудь преодолеет напряжение и воспримет меня так же, как воспринимал мое тело. Я надеялась, что мы станем как одно целое, точно так же, как во время полового акта.
Эйнджел: И у вас это не получилось.
Мэрилин: Это у него не получилось. Могу дать голову на отсечение, что он бы не понял всё то, о чем я сейчас говорила.
Эйвери: Ты не права. Я всё прекрасно понимал. Я только…
Мэрилин: Главное, это — доверять. Эйвери не доверял мне, по крайней мере, не во всем. Во всяком случае, не в той мере, как я доверялась ему. (Пауза.) Ну вот, теперь вы знаете мой секрет. Пытаясь поговорить о чем-то очень важном, как всегда закончила сексом. И всё-таки даже после всего сказанного, наш брак, как мне кажется, не был плохим. Чего-то, весьма очевидно, нам не хватало, ибо часть себя, сознательно или бессознательно, он отдавал кому-то из присутствующих здесь.
Кейт: Но не обязательно кому-то одному.
Дэйн: Нет, нет. Он был не способен отдать себя только одной женщине.
Кейт: Ну, а что ты дала ему, Дэйн? Расскажи нам. И что он дал тебе взамен?
Дэйн: Я думаю, что первой мы должны выслушать его врача, не так ли, Уинни? Нам просто необходимо узнать, каким таким светом Кейт освещала темную душу Эйвери.
Уинни: Пожалуйста, Кейт, расскажи нам, что же он тебе давал, когда вы лежали на тахте?
Кейт: Возможность ускользнуть — вот, что он мне давал.
Уинни: Насколько я понимаю, вы не говорите о ваших личных секретах?
Кейт: Нет. Как только я делала попытку сблизиться, Эйвери ускользал. Он отдалялся, и если я, каким бы там ни было способом, хотела что-то изменить в наших отношениях, он исчезал. Продемонстрировать? (Пауза.) Мэрилин я уже об этом рассказывала.
Дэйн: Каким это образом врач может приблизиться слишком близко к пациенту? Не называется ли все это физиотерапией?
Кейт: Конечно, вы хотите узнать пациента как можно лучше, но при этом, соблюдая дистанцию, которая должна быть между врачом и ним. (Пауза.) Что касается Эйвери, то чем больше я его узнавала, тем ближе мне хотелось быть с ним. Мэрилин я уже об этом рассказывала.
Уинни: Ты нам уже говорила, что ты уже рассказывала Мэрилин.
Мэрилин: Да, она мне это уже рассказывала. Теперь она вам сказала, что она мне уже рассказывала.
Дэйн: Дважды.
Эйнджел: И так, Мэрилин, подведем черту. Кейт приблизилась слишком близко к Эйвери, и он ускользнул от нее. Эйвери стал нервным, и Кейт заполучила ленивца.
Мэрилин: Бог мой, мне нравится твоя манера переиначивать факты. Не удивительно, что Эйвери заинтересовался тобой, хотя нужно взять во внимание тот факт, что, не смотря на то, что ты очаровательная, с изящной фигуркой брюнетка, Эйвери не мог отказаться от Конни, своего первого ангела. Кроме того, ты умная, способная выразить свои мысли. Это то, что Эйвери очень нравилось в женщине.
Уинни: Ну, прежде чем дать тебе возможность ускользнуть, он же чем-то делился с тобой? Если нет, тогда в чем же прелесть всего происходившего?