По рукам разбегаются мурашки. Рогозина накидывает капюшон и натягивает рукава до самых пальцев. Ждать невыносимо; проходит каких-то полминуты, ей кажется, минул час. Наконец Тихонов показывается — уже без велосипедов. Взлохмаченный; острые скулы; резкая синева под глазами — и как она не замечала раньше? Или синева проступила только сейчас?..
Ладно. Ладно. Ладно.
Спокойно.
— Галина Николаевна…
В его голосе испуг загнанного щенка, адреналин хакера, холодность и трезвость эксперта.
— Вы знаете, куда мы можем пойти? Место, где не ловят их радары?
— Да. Да. За мной. Быстро. Пешком.
Она становится собранней на глазах. В его взгляде восхищение и азарт. На мгновение время замирает; мир останавливается.
Мимо них молнией проносится велосипедист — как напоминание, как символ.
Пауза переключается на сверхскорость, полковник хватает его за руку — Тихонов чувствует, как обжигает запястье, огонь идёт вверх по предплечью и вспыхивает где-то под черепной коробкой, отзываясь мелкими иголками во всём теле.
— Галина Никола…
— Быстро!
Улица за улицей; окна мелькают перед глазами, одно за другим загораясь жёлтым, белым, лимонным. Спускаются сумерки.
Тихонов теряет счёт переулкам и поворотам; как всегда, ведёт Рогозина. Ему кажется, что полковник так же легко ориентируется в паутине дорог, как он сёрфит по всемирной паутине.
Час спустя они спускаются в глухой двор между четырьмя высотками. Квадрат неба почти чёрный с двумя-тремя крапинами звёзд.
— У меня чувство, что это крышка люка. И она захлопывается над нами.
— Думаю, ты недалёк от истины.
— Вы что-то знаете?
Она молча идёт к крайнему подъезду. Достаёт из внутреннего кармана магнитный ключ. Пищит домофон.
Полковник стоит на пороге, придерживая дверь.
— Ну?
Он входит. Из подъезда веет мягким теплом, пахнет борщом и влажными окурками; это так привычно и так напоминает его собственный дом — дом, каким он был, когда были живы мать и Лариса, — что Иван, почти не думая, ныряет внутрь. Но ни накрапывающий дождь, ни ласковое тепло подъезда не могут заглушить горящих пятен на запястье.
Взлёт на лифте и квартира на четырнадцатом этаже.
Старый шкаф, комод, сухие пыльные растения в горшках, какие-то ковры и, наконец, дверь, железная и прочная, как в замке.
Рогозина резко наклоняется, и Иван бросается к ней быстрее, чем успевает сообразить: она просто достаёт из-под коврика ключ.
— Галина Николаевна, вам плохо? — выстреливает он, под конец фразы уже понимая: опять сглупил. Опять выставил себя на посмешище, вечно влюблённый мальчишка.
Она качает головой, и вдруг программист замечает, как она измотана. Похудевшая, впалые щёки, так явно очерченные скулы… Её молодость уже не просто ускользает тайком — она уходит очевидно.
И всё-таки он сомневается в этом чуть позже, в сумерках, сидя на продавленном диване в незнакомой кухне, кажется — где-то на краю мира.
Полковник достаёт из сумки два пакетика с кофе и…
— Галина Николаевна! Да ладно? Лапша?
— Я думала, ты её любишь.
— У вас устаревшие стереотипы. У вас слишком шаблонное мнение обо мне, — с неожиданной для себя горечью морщится Тихонов. — У вас — и у всех этих авторов, что пишут о нас фанфики. Космополит, хакер, вечно неприкаянный, вечно влюблённый… Спорим, об этом было абзацем выше? Они — ладно… Но вы! Вы! Мы знакомы тринадцать лет. Чуть меньше полжизни. Уж вы-то знаете меня как следует! Зачем же эта лапша? Я бы нормально поел. Не бутерброды, не кофе, а нормальную человеческую еду — как вы готовите дома.
— Как я тебе по-человечески приготовлю, когда за нами хвост? — ворчит полковник.
— Да ладно, что вы маску держите, тут нет никого, — он проводит ладонью по волосам, вопреки обыкновению стараясь пригладить, а не растрепать. — Или, думаете, жучки?
Рогозина кивает. Иван пожимает плечами. Есть жучки или нет — он давно научился контролировать речь на автопилоте.
— Ладно… Я голодный, честно. Так что дошик всё-таки очень кстати. Но если хотите, я могу метнуться в магазин — вроде бы через дорогу я видел «Ленту» или «Дикси»… В крайнем случае, всегда есть доставка.
— И это говорит человек, который заставил меня выбросить телефон! Доставка — лучший способ засветить местоположение, — иронически отзывается Рогозина.
— Мне кажется, вы всё-таки знаете что-то об этом хвосте, — хмыкает программист, глядя, как следом за пачкой быстрой лапши Рогозина вынимает из сумки бульонный кубик и две пластиковых вилки. — И успели неплохо подготовиться… А чайник тут есть?
— Чайник есть, приборов нет, — отвечает она, игнорируя его намёк и красноречиво поднятые брови. — Это квартира одного моего старого знакомого… Очень давнего. Можно сказать, я знаю его с рождения.
— Слишком явный намёк, Галина Николаевна, — едва различимо бормочет Тихонов, устраиваясь на старом скрипучем стуле с полукруглой спинкой. Крошит в чашку бульонный кубик.
— Рано, — морщится она. — Лучше в кипяток, так вкуснее.
— А я всегда заливаю сверху.
— Ну как хочешь…
Они уничтожают нехитрый ужин в полном молчании. Подобрав последний кусок, Тихонов ощущает, что голоден почти по-прежнему. Но, возможно, это пустота иного рода…
— Будешь?
Она вынимает шоколадку — МаксФан, он обожает эти громадные плитки с мармеладом и взрывающимися шипучками, — и, разломив, вскрывает обёртку.
— Само собой.
Жаль, но кофе кончается слишком быстро. После него — как повелось с самого основания ФЭС, — приходит время объясниться.
— Галина Николаевна, что теперь?
— Ждать.
— Сколько? Чего?
— Ванька, а можно, завтра? — спрашивает она, откидываясь на спинку стула. — И можно, я посуду на тебя оставлю? Я очень устала. Правда.
— У вас отпуск, — напоминает он с плохо скрытыми укоризной и страхом.
— От-пуск… — Рогозина произносит по слогам, словно смакуя. — Мне не скоро светит отпуск по-настоящему…
И тут до него доходит.
Это не отпуск, совпадение не случайно.
И эта квартира, так кстати оказавшаяся в пешей доступности, — тоже. И одна пачка Доширака. И два пакетика кофе — скорее всего, она хотела выпить один вечером, а второй — с утра.
Одним словом, Рогозина рассчитывала на одного. Он снова оказался лишним.
***
Когда Иван заканчивает с посудой, на крышах домов напротив давно лежит густая ночь. Оранжевые фонари перемигиваются с редкими самолётами — здесь они летают очень низко, где-то рядом Шереметьево; он так и думал.