Один из странных возрастов любви
…и кой чего таки происходило.
Меня любили.
Я любила.
Была весна.
Росла крапива.
Бог знает, что наворотила.
И продолжаю
в том же духе.
А что до правды – всё лишь слухи.
Не потому, что всё есть ложь.
Всё – жизнь!
Но хрен её поймёшь.
А если написать по – совести?
…Печальнее не будет повести.
Ольга Ильницкая
Расстроенная до глубины души Вика с опухшими глазами сидела в напряженной позе напротив отчитывающей её мамы, рассеяно глядя в пол.
Она не плакала, только собиралась, сдерживая эмоциональный взрыв из последних сил.
– Почему ты мне раньше не сказала? Мы бы чего-нибудь придумали. И от кого… это же выдумать невозможно, ты бредишь! У меня в голове не укладывается. Генка Ваншенкин, сукин сын. Ты точно не врёшь? Может это у вас, молодых, мода такая – тест на адекватность родителей, на нашу продвинутость проводить? Как там его… кажется, пранк называется, розыгрыш. У-у-у, убила бы! Не будь ты моей дочерью – не знаю, что сделала бы. Срамотища-то какая, позо-ри-ще-е! Как я людям в глаза посмотрю, а, как! А папа… у него же сердце больное. Тебе никого… абсолютно никого не жалко!
– Мамочка, ну зачем ты так? Можно подумать, у меня сердца нет. Папочка человек современный, живёт и мыслит в ногу со временем. Любовь … настоящая… разве это грех? Мы же не при инквизиции живём. Пора менять стереотипы.
– Вот именно. На костре тебя поджаривать никто не собирается, а косточки… косточки мыть начнут. С превеликим, скажу тебе, удовольствием. Будут полоскать этот ваш роман с непристойными картинками, с карикатурами на любовь… пока не посинеешь. Сама с отцом разговаривай, сама исповедуйся… меня уволь! Папа нас просто закопает. Живьём.
– Я уже не девочка, мне, между прочим…
– Конечно, конечно, дитя! Девочки в кукольную любовь играют, понарошку… а не беременеют… всерьёз. Ну и как, понравилась тебе подобная перспектива? У-у-у, как я зла, как меня колотит… очухаться не могу! Самой ещё нос подтирать нужно, а она… трекс-пекс, понимаешь… секс видите ли распробовала. Взрослая стала, самостоятельная. Созрела ягодка… а мозги отрастить не успела. За что мне такое испытание! Убила, наповал сразила. У-нич-то-жила матерь, скотиняка! С пелёнок да сразу ноги к потолку… и с кем… он же старик, в отцы тебе годится. Мамочки родные! А он-то, а он, сукин ты сын, Геннадий Вениаминович… любовничек сорока с чем-то дряхлых лет для моей юной кровиночки. Нарисовался – не сотрёшь. Знаешь как таких субчиков называют, нет! А я скажу – педофилом, развратником. За такое… да за такие дела сажать нужно!
– Я люблю его, мамочка.
– Кого, Генку… ты в своём уме! Да он же… он на одном горшке с твоим отцом рядышком сидел, потом за одной партой десять лет. Он больше, чем вдвое старше тебя… на целых… двадцать шесть лет. На вечность! Представь себе, что твоя мать от столетнего деда понесла. Тьфу-тьфу-тьфу, придёт же такая ересь в голову. У него седина на висках, лоб в морщинах и… чем он тебя заманил-то, чем, спрашиваю?
– Это не имеет значения. Он меня любит. Просто завидуешь, что не тебя. Сама говорила – тыщу раз жалела, что папку, а не его выбрала. Ага, съела… я же помню.
– Ну и дура, что такой бред запоминаешь. Не твоего зелёного ума это дело. Я, это я, у меня целая жизнь за плечами. А ты… ты дитя неразумное. Тебе, сопле, два года ещё в институте учиться. Чем ты думала, дурында, когда под старика нагишом легла! Я же тебя… да разве такой доли кровиночке своей желала!
– Папа тоже старше тебя. И родила ты меня… в моём возрасте, даже немного раньше. Тоже ни о чём не думала?
– Да, родила! По любви, между прочим. И нисколечко не жалею. Не жалела… до сих пор по крайней мере! Папа на пять лет старше… всего на пять, а не на четверть века. Ве-ка, понимаешь! Века, то есть столетия. Между ним и тобой эпоха, можно сказать ледниковый период и всемирный потоп в одном флаконе. Он в сравнении с тобой не-ан-дер-талец, пятикантроп, ископаемая древность. Артефакт, вот он кто. И форменный негодяй. Девочку, ребёнка, можно сказать, соблазнил, осквернил целомудренность, украл детство, дружбу с отцом разорил.
Мария Львовна демонстративно достала из навесного шкафа сердечные капли. Мимические мышцы на её лице танцевали что-то невероятное. Казалось, она вот-вот задохнётся.
– Мама, детство давно закончилось, ты не заметила, что я стала взрослой?
– Заметила – не заметила! Всё равно подлец… как ни крути. Ну и что этот папахен недоделанный, женишок предпенсионного возраста, Геннадий Вениаминович, что б ему пусто было до конца его срамных дней, чего говорит-то, о чём думает? Аркадий рога ему точно поотшибает. И поделом ловеласу пучеглазому! Я бы и сама непрочь глазюки его срамные выцарапать.