В еще не остывшую жаровню погружаю джезву. Свою, старенькую. В нее чашечку воды на кофе и полчашечки на подъем, ложку только что смеленного кофе и две сахара - одну для ублажения медной труженицы.
Пока Алинка домывала полы я следила за поднимающейся пенкой. Ш-ш-ш-ш зашипела она поднимаясь. Проворно подхватила ее и сразу же тоненькой струйкой в свою любимую чашку.
Проводила Алинку к выходу, усадила в такси. Закрыла за ней дверь на ключ и вернулась к своему волшебному напитку. Люблю такую тишину. Только легкий нежный стук чашечки о блюдце. Вот кофе выпит, только гуща на дне, можно и погадать. Только собралась перевернуть чашку, как раздался стук в закрытую дверь.
«Ну кто там еще может быть?», - с раздражением подумалось мне и я отставила чашку так и не перевернув.
Подошла ближе к двери и увидела нашу бывшую уборщицу.
«О нет, только не она!» - и мысли в панике заметались в голове: «Она меня с улицы в темном помещении не видит? Или видит? Нет, не видит!» Убедила сама себя. И затаившись дождалась когда она, постучав еще немного, ушла.
Уф. Дрожащими руками взялась снова за чашку. Срочно надо погадать. Взяв левой рукой за ручку от себя перевернула кружку в блюдце.
Вроде бы нужный человек в кафе - уборщица. Да и убиралась она чистенько, денег просила не много. Но как вспомню! Бр-р-р. Мороз по коже. Даже у меня. Хотя я менее чувствительна к таким людям. Но вот Алинке приходилось совсем тяжко. Она ее могла на сухо выжать.
Сначала я так ей обрадовалась, когда она пришла спросить не нужна ли в кафе уборщица. Как не нужна? Конечно нужна! Милая, улыбчивая, опрятная, бабулечка - божий одуванчик. Морщинистое лицо, чуть сгорбленная спина, но ясные и умные глаза. Я первые недели нарадоваться на нее не могла.
Первым мое внимание обратил наш штатный ангел-хранитель. Когда он, вечно сносящий все вокруг, как «слон в посудной лавке» вдруг по широкой дуге обошел ее и полное ведро воды - я удивилась. Ведь ждала грохота ведра и лужи воды. Но нет. Неожиданно он проявил чувство ловкости. Вторым звоночком послужил наш привереда. С его любовью давать всем и каждому советы да рецепты он молча терпел ее махание тряпкой прямо под его ногами, да безоговорочно подчинялся, если она просила его то отодвинуться, то придвинуться. Мне поначалу было любопытно, когда же он поставит ее на место. Но увы я этого не дождалась. И я поняла - он трусит. Вот тут я стала внимательней приглядываться к нашей уборщице.
А та, как обычно, была мила, обходительна и выглядеть стала гораздо моложе своих лет. Пропали морщинки, распрямились плечи. Чувство легкой зависти (думаю женщины меня поймут) не давало мне покоя. И тут я стала замечать, что моя первая помощница и лучшая официантка уже который день ходит бледненькая. «Только б не заболела», - переполошилась я.
- Алиночка, - легонько приобнимая ее участливо спрашиваю, - ты себя хорошо чувствуешь? Может у тебя что-то болит?
Она посмотрела на меня такими глазами, что я перепугалась еще больше.
- Нет. Все хорошо. Ни чего у меня не болит. - сказала она мне и пошла с новым заказом в зал.
Это напрягло меня еще больше. И я взяла себе за правило сидеть с бумагами в зале. Есть у меня небольшой столик, где может разместиться моя папка с бумагами.
- Ой, а чего это вы сегодня в зале, а не в кабинете? - первым делом поинтересовалась уборщица натирая тряпкой пол рядом.
- Да, вот, - пытаясь на ходу придумать достойную отмазку залепетала я, - там душновато что-то.
- Ну, да, - на мое счастье согласилась она, - вам там без окошка совсем тяжело.
И я облегченно вздохнула. Потом всем интересовавшимся выдавала ту же самую версию. Постепенно ко мне в зале стали все привыкать. А после и вовсе перестали замечать.
Первое время Алинка даже обзавелась румянцем на щеках. И я уже решила, что все идет на поправку. Но спустя время заторможенность моей официантки стала проявляться вновь. Я, стараясь не выдавать своего пристального внимания, отметила, что это происходит после длительного общения моей уборщицы и Алинки. Сначала понемногу. То остановит ее и что-то спросит, то попросит помочь и стул подержать, а сама в это время что-то ей рассказывает. Дальше - больше. Все чаще они стали садиться за стол и беседовать. И чем дольше беседа, тем бледней моя помощница.