«Пока я учился в младших классах, особых вопросов не было. А позже родители намекнули мне, что анекдоты про „Съест КПСС! Съест КПСС!“ и про „дорогого Леонида Ильича“ не следует рассказывать где попало. Анекдоты о вождях или об отсутствии в магазинах колбасы мне не казались антисоветскими. Антисоветчики – это те, в высоких шляпах и касках с карикатур в „Крокодиле“, в темных очках, со знаком доллара на пиджаках… А мы-то нормальные, мы за советскую власть… И то, что эта советская власть в анекдотах выглядела смешной и даже глуповатой, мне не казалось чем-то предосудительным. Я же не военные секреты шпионам выдаю, а просто имитирую шамкающую речь развалины-генсека…» (Р. А. Интервью 5. Личный архив автора).
«Это были совершенно беззубые анекдоты про „дорогого Леонида Ильича“. Настоящую народную антисоветчину („всё по плану, всё по плану / с… велят по килограмму / ну а хлеба – триста грамм / как н… им килограмм?“) я услышал гораздо позднее» (М. С. Интервью 9. Личный архив автора).
«В 6—7 классе анекдоты про Чапаева и про Брежнева, они воспринимались абсолютно спокойно как само собой разумеющиеся» (Л. И. Интервью 7. Личный архив автора).
«Папа резко отчитал меня за анекдот о партии. Между 53-м и 56-м годом мама друзьям рассказывала анекдот: „Что сейчас делает артист Геловани, который играл Сталина? – Рвет волосы на голове, хочет быть похожим на Хрущева“. Ахаю от возмущения» (О. К. Интервью 8. Личный архив автора).
«Анекдот услышал лет в семь от одноклассницы Наташи Соловьевой: «Ленин со Сталиным вышли из мавзолея и идут по Красной площади. Их все спрашивают: «Вы почему в мавзолее не лежите?», а Сталин говорит: «Там Хрущев напукал». Рассказываю до сих пор, с большим успехом. Правда, мама, когда услышала, сказала: «Вот Наташа какая – тихоней прикидывалась. Ты в школе это не рассказывай» – хотя сама смеялась. Частушки какие-то были, рассказывали друг другу во дворе, но считали это просто забавой. Правда, однажды отец одернул меня, когда я хотел рассказать ему анекдот про Чапаева и Петьку: «Они за тебя кровь проливали, а ты про них анекдоты рассказываешь». Но было это один раз, что-то на отца нашло…» (А. Г. Интервью 3. Личный архив автора).
Мне, совсем маленькой, бабушка Маруся (Мария Михайловна Текучева) с гневом рассказывала, как Хрущев набросился на художников-абстракционистов, хотя ничего не понимал в живописи. Потом подкрепила сказанное анекдотом: «Хрущев ходит по выставке, ругает картины: это безобразие… это безобразие… а это что за свинья? – Никита Сергеевич, это зеркало…». Я слушала с огромным интересом и благодарностью, никогда никому бабушку не «выдала», даже маме с папой, запомнила слово «абстракционизм» и усвоила, что абстрактная живопись – это очень хорошо. Почему бабушка одобряла беспредметное искусство и где могла его видеть – осталось неизвестным. Трезво рассуждая – нигде не могла и вряд ли ясно представляла, что это такое. Я не спросила: советских детей строго отучали задавать вопросы. Но это отдельная тема, к которой мы еще вернемся. А бабушка, думаю, по опыту знала, что партийное хамство гвоздит хорошее искусство, а плохое насаждает.
Лет в десять я наблюдала во дворе, как две подружки чуть постарше исполняли анекдот по ролям. Мы, зрители, сидели на скамейке. Одна девочка бежала на месте, закрывая ладонями то глаз, то ухо, и вскрикивала: «Ой, где доктор ухо-глаз?». Вторая отвечала: «Такого доктора нету. Есть ухо-горло-нос» – «Ой, мне нужен ухо-глаз! Вижу одно, слышу другое!». Мы всё отлично понимали и хохотали. Агитпроп никогда не осуждал и не запрещал политические анекдоты: люди сами должны были понимать запрет, без напоминаний. И безусловно понимали, о чем свидетельствует поведение и детей и родителей. В официальной публичной сфере ни единого слова о политических анекдотах не говорилось, словно их вовсе не было. «Во времена Хрущева и Брежнева „болтали“ миллионы, но сажали за антисоветскую агитацию и пропаганду десятки, в крайнем случае сотни людей в год. При Брежневе за „болтовню“ уже практически совсем не сажали» (Крамола. Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе 1953—1982 гг.: Рассекреченные документы Верховного суда и Прокуратуры СССР, с. 61).
В октябре 1982 года «Комсомольская правда» внезапно нарушила молчаливый договор режима с подданными: статьей «Шепотом из-за угла» агитпроп запретил устную критическую активность в виде анекдотов, баек и «садистских стишков». Особо осуждались анекдоты о «любимом нами с детства герое» (Комсомольская правда, 15 октября, №237, с. 4). Надо понимать – о Чапаеве.