Герои уходили навсегда.
Радушность рая и бездушность ада —
Вы так близки! Старушка «Илиада»,
Гекзаметр твой, как мертвая вода,
Омоет трупы — и, струясь потоком,
Врачуя раны, утечет к потомкам…
Мой Телемах!
Ты — здесь, и в том беда.
Герои уходили на войну.
Парад был славным, правильным и пошлым.
Живой, распят меж будущим и прошлым,
Я ощущаю странную вину
За выбор между долгом и любовью,
За невозможность быть самим собою
Без лишней крови.
Лабиринт минут,
Мечусь твоим увечным коридором,
И минотавры распевают хором:
— Герои! Ах, герои! Ну и ну!..
XVIII. Пенелопа
Он убил их всех. Рыжий, будто пламя,
Тетивой звенел и дождил стрелами,
Все полы в таламе устлал телами —
Мой герой, мой муж и мой бог.
Рядом бился сын, и копье с размаха
Уязвляло плоть. Руки Телемаха
Торопили смерть. О, седая пряха —
Бронзой ножниц кромсай клубок!
Двадцать лет ждала, не смыкая веки,
Двадцать лет текла, как ночные реки,
Об одном-единственном человеке
Умоляла я горизонт.
Два десятка лет — разве это много?
Лишь бы гладкой к дому была дорога,
Лишь бы у судьбы затупился коготь,
Лишь бы не накрыло грозой.
Он убил их всех. Каждый год разлуки
Умолял о жертве. Пою о луке,
О стреле и кольцах! Итакской суке
Довелось встречать вожака.
Умывайся кровью, моя Итака!
Двадцать лет войны — как монету на кон,
Двадцать лет пути стоят доброй драки,
После боя любовь сладка.
Поэма «Иже с ними»
I
И в моем дому завелось такое…
В начале было Слово.
А тираж Явился позже. Но — до Гуттенберга.
Ведь лозунг размножаться и плодиться
Был вывешен для всех. Для всех живых,
А значит, и для слов. Мой милый друг,
Взращенный на мейнстриме и портвейне,
Бунтарь кухонный, тот, который в шляпе,
С огнем во взгляде, с кукишем в кармане, —
Давай отделим зерна от плевел,
Козлищ от агнцев, быдло от эстетов,
Своих от несвоих, а тех и этих
Отделим от условно-посторонних,
Которым безусловно воспрещен
Вход в наш Эдем, где яблоки доступны
Любому, кто марал чело моралью,
Поскольку Зло с Добром есмь парадигма,
Влекущая лишь люмпен-маргиналов…
О чем бишь я? Ах да, о тиражах.
II
Дескать, впрямь из тех материй…
Когда кипит, блистая глянцем,
Полиграфический экстаз,
То не филологам-засранцам
И не эстетам-иностранцам,
Халифам, избранным на час,
Слагать критические стансы
О низковкусьи пошлых масс,
Что любят пиво, баб и танцы,
А не оргазмы декаданса,
Столь угнетенные сейчас,
Как кофе угнетает квас,
Как геморрой терзает вас,
Иль как гнетет кувалда в ранце,—
Кликуши! Нет второго шанса
Для тех, кто клевету припас,
Вводя людей в подобье транса
Взамен лихого перформанса,
Чей взгляд — не пламенный топаз,
А близорукий отблеск сланца,
Чей брат — вокзальный унитаз,
Кому далек надрыв романса,
Кто не воскликнет: «Аз есмь! Аз!..»,
Испорчен Бахом и Сен-Сансом, —
Короче, всех бы их, зараз,
Сложить под движущийся КрАЗ,
Да жаль, нельзя…
III
А у меня особенное счастье…
Топча упругою стопой
Асфальт, не вереск,
Иду, распластанный толпой,
На книжный нерест.
За мной бушует бытие,
Блестя клыками:
«Куда ты прешься, е-мое!
Где брат твой, Каин?!