Стихает дробящийся топот,
Скрываются в ножнах мечи…
А кто-то нас хлопнет по попе
И скажет: «Родился? Кричи!»
Откровение
У лихой каравеллы дырявое днище,
Затупились мечи, вместо ножен — труха,
Утомленные принцы завидуют нищим,
И глодают шакалы легенд потроха.
Пока тускнеют древние венцы,
И Белоснежка спит во гробе цинковом,
Еще один романтик вышел в циники,
Еще один тихоня — в подлецы.
Черный флаг с костяком на портянки разорван,
Белый флаг с алой розой сожжен по злобе,
Из избы не выносят ни мыслей, ни сора,
Ни детей, ни покойников — тихо в избе.
Пока торгуют грешным и святым,
И книги — нет, не жгут, но давят трактором,
Еще один философ стал спичрайтером,
Еще один поэт ушел в менты.
Ах, романтика, птица, попутчица, стерва!
Не даешь? — ну и ладно. Даешь? — за пятак.
И опять не хватает ни мысли, ни нерва,
И швыряешь монетку, как душу, с моста.
Пока слепые возятся во мгле,
И бес хромой, от счастья пьян, снует,
Еще одна Джульетта лесбиянствует,
Еще один Ромео на игле.
А в Париже — дожди. Громоздится над Сеной
Нотр-Дама ковчег (после нас — хоть потоп!),
И клошар с мощной челюстью Жана Габена
Пьет вино и, зевая, ломает батон.
Пока винцо свершает чудеса,
Пока его батон, хрустя, ломается,
Клошар вздыхает и склерозом мается:
Что видел он когда-то в небесах?
* * *
Когда хулили и хвалили,
Когда толкали и тянули,
И выпили, и вновь налили,
И опьянели, и заснули,
В том странном сне я понял вдруг,
Что значат крест, звезда и круг.
Потом вставали и спешили,
Опять хвалили и хулили,
Строгали, резали, пилили,
Нимб примеряли, дело шили,
И позабыл я навсегда,
Что значат круг, крест и звезда.
Однажды просветят и взбесят,
Возьмут, поднимут и уронят,
Заплачут, рассмеются, взвесят
И отпоют, и похоронят,
И я уйду из этих мест,
Туда, где круг, звезда и крест.
Там не хулят, но и не хвалят,
Не зашивают и не рвут,
Не поднимают и не валят,
Не умирают, не живут —
И я обратно убегу
Вертеться с вами на кругу,
С крестом — наградой и бедой,
Под путеводною звездой.
За городом
Дождь был гуляка и повеса,
Бездельник, баловень, босяк,
Он плел из галок сеть над лесом,
Ловя пустые небеса.
А лес был возбужден и пылок,
И так пронизан сентябрем,
Как будто в мире лесопилок
Еще никто не изобрел.
* * *
Романтический флер — как вуаль на стареющей даме.
Там морщины, и тени, и горькие складки у рта,
Что копилось годами и в ночь уходило следами
Этой жизни, которая, в сущности, вся прожита
Без остатка. Остаток — тщета.
Я люблю тебя, жизнь, как ты есть — без нелепой вуали,
С дорогой мне морщинкой, с усталым, измученным ртом.
Мы с тобою вставали, спешили, неслись, уставали,
И давно не нуждаемся в том, что случится потом.
Клен простился с опавшим листом.
Разговор
Я говорю, а ты не понимаешь,
Не то чтоб невнимательно внимаешь —
И шляпу с уважением снимаешь,
И смотришь, как колеблется гортань,
Но в смысл тебя конфеткой не заманишь,
И нет тебе в том смысле ни черта.
Я говорю, а ты не понимаешь,
Кусаешь губы, кулаки сжимаешь,
То вдруг по-украински: «Як ся маєшь?»,
То вдруг по-русски: «А пошел ты на…»
За сигаретой сигарету смолишь,
И все ж не понимаешь ни хрена.
Я говорю, а ты глядишь с укором,
Не понимаешь, и поймешь не скоро,
Своротишь горы и построишь город,
Но пониманье, мой искусный джинн,