Уже не ссоры, и еще не споры,
Когда мы каждой жилкой задрожим
От пониманья. Ты не понимаешь,
Тебя влечет пустая кутерьма лишь,
По кругу ты, как пони, ковыляешь,
Я в центре круга, будто столб, стою,
«Ешь, — говорю. — Вот хлеб. Он задарма. Ешь!»
А ты не хочешь хлеба, мать твою!
Снег
У снега — свои причуды,
У первого — вечный праздник,
Он необъясним и чуток
К дыханью рябины красной,
Коснется легчайшей кистью
Акации, дома, лавки,
И пахнет лимоном кислым,
А кажется — медом сладким,
И вот отступает небо,
И вот наступает нега,
Как будто живешь от снега
До снега, и вновь — от снега…
Зимняя ночь
Зима расцветает ночной хризантемой,
И кошки орут — мимо ритма, не в тему,
И знать бы — откуда мы, кто же мы, где мы,
А лучше не знать.
А лучше идти по скрипящей пустыне,
Нанизывать рифмы, как небо, простые,
На жаркую нить, что и в стужу не стынет,
В предчувствии сна.
Помойка-монблан во дворе громоздится,
Костер двух бомжей, как слепая жар-птица,
Белеет в незрячести крыш черепица…
Не зреньем, душой
Я вижу их — крыш черепичные плеши,
Помойные баки, где бомж, точно леший,
Угукает радостно: «Камо грядеши?!
Эй, брат, хорошо!»
Эй, брат, закуси золоченою шпротой,
Эй, брат, мы с тобой — арестантская рота,
Узнать бы — каков ты, откуда ты, кто ты,
Да мимо бреду,
И некогда остановиться в смятенье,
И некогда вспомнить: где люди, где тени,
Где стены, где склоны, где дуба кряхтенье
Под снегом в бреду.
Мы
Мы, поэты, редко святы,
Часто биты мы, поэты —
Если возлюбил себя ты,
Ближний станет мстить за это.
Мы, поэты, эгоисты,
Не аскеты, а заветы —
Если упованья мглисты,
То медлительны рассветы.
Мы, поэты, злы и хмуры,
Неприветливы и грубы,
Если снайперы — амуры,
То стрела не в сердце — в губы.
И с последним поцелуем
Удалимся в небо с крыши…
Если будет алиллуйя,
То ее мы не услышим.
Урони слезинку злую,
Или выметнись вприсядку,
Все приятней аллилуйи —
Сдачи с прожитой десятки.
Ах, десятка, центр мишени,
Изодрать тебя, заразу!
Мы желаем подешевле,
Это значит — хлоп, и сразу.
Под мотив из «Травиаты»
Ляжем в облака, как в склепы…
Мы, поэты, редко святы,
Мы поэты, часто слепы.
Сходство
Я становлюсь похожим на отца —
Походкой, жестом, образом, движеньем,
Не общим выражением лица,
Но лицевым необщим выраженьем,
Легчайшим ламца-дрица-оп-цаца,
Которым мы намек на сути женим,
Хлебнув винца.
Я становлюсь похожим на отца,
Не до мельчайших тонкостей похожим,
А отраженным в зеркале прохожим…
Лысей, цыпленок, на манер яйца!
Не сходство до победного конца —
Всего лишь силуэт, оттенок кожи,
Словцо в сердцах.
Я становлюсь похожим на отца
Неясно чем, неясно как, неясно,
Кому все это нужно.
Вол и ясли,
И небо наверху, и глас Творца:
«Рожден в тени тернового венца,
Иди, подобен, в жизни окаянство,
Раб, червь и царь!»
Я становлюсь похожим на отца,
Как на кумира — встрепанный пацан,
А если вам смешно, тогда иначе:
Как грек Гомер — на каждого слепца.
Радикализм
Хрустни попкорном —
Кровью накормим.
Если под корень,
Значит, в законе!
Вольному — волки,
Валенку — волны.
Во поле двое?
Значит, не воин.
Шуры-гламуры,
Новое племя,
Если лемур ты,
Значит, не лемминг!