И там, где был печали храм,
Разлили по сто грамм.
Былой мудрец, теперь дурак,
Напился пьяный в дым,
Стал королем кабацких драк,
Послал к арапам тьму и мрак,
Печаль — в кутузку, скорбь — в барак,
А к водке — сало, к пиву — рак,
И вот грядет любви пора:
Здоровья молодым!
Дурак в дом радости пришел,
И это хорошо!
Антиисламская фундаменталистская
В огороде — бузина,
Под горою — верба,
Объявился у Зейнаб
Хахаль правоверный.
Я в ушанке, он в чалме,
Третий лишний, пять в уме —
Перешли Медина с Меккой
Путь-дорожку Костроме!
На горе ерша обули,
С четверга свистели раки, —
Во дворце ли, во Стамбуле,
В Костроме ли, во бараке!
Он сосет кальян со сна,
Аж колдобится десна,
Он — султан, я — завснаб,
Не ходи к нему, Зейнаб!
У реки растет ольха,
За рекой идет джихад,
Ах ты, Зинка, егозинка,
Доведешь ведь до греха!
Флибустерика
В Карибском море плавал парусник
В двадцатипушечных бортах,
И много числилось на памяти
Его отчаянных атак.
И сокращалось население
Прибрежных доков и портов
От залпового сотрясения
Двадцатипушечных бортов.
Счастию не быть бездонным,
Счастие — не океан,
И с командой ночью темной
Не поладил капитан.
Был у капитана кортик,
Был кремневый пистолет,
Весь в крови помятый бортик,
А команды больше нет.
В Карибском море плавал парусник
В двадцатипушечных бортах,
На нем имеются вакансии
На все свободные места,
Больше нет костей на флаге,
Нету мертвой головы, —
Череп там бросает лаги,
Кости стали рулевым!
Все семьдесят пять не вернутся домой —
Им мчаться по морю, окутанным тьмой!
Версия
Он пришел навеселе,
Первый парень на селе,
Первый парень на Эдеме
К первой девке на земле.
— Здравствуй, Евка, я Адам,
Вот колбаска, вот «Агдам»,
Хошь, налью стакан портвейну?
Хошь, от страсти в морду дам?
Полюби меня, козла,
Отличи добро от зла,
Путь-дороженька кривая
От меня к тебе свезла!
Стали с выпивкой спешить
И колбаску потрошить,
На ромашке погадали:
Согрешить — не согрешить.
Тут явился в сад Господь,
Видят: тешат грешну плоть,
Гневен стал Отец Небесный,
Сорну травку стал полоть.
Те — бежать, Он — угрожать:
«В муках будете рожать!
Чтобы знали, как без спросу
На двоих соображать!»
А от яблочка огрызок
Хитрый змей успел дожрать…
Сцена без балкона
(из романа «Шутиха»)
Жена. Немного отдохну
И двину вновь на штурм твоих ушей,
Для моего рассказа неприступных.
Какой кошмар! И кто? Родная дочь,
Оплот моих надежд, отрада жизни,
Которую я сызмальства люблю,
Как сорок тысяч кротких матерей,
И сорок тысяч бабушек, и сорок
Мильонов безответственных отцов…
Муж (сонно). Нехама, делай ночь.
Жена. Оставь цитаты!
Постмодернизм нас больше не спасет.
А вдруг он будет злобный маниак?
Садист? Убийца? Сумрачный урод,
В тельняшке драной, с гнусным бубенцом,
В портках с дырой, с ухмылкой идиота,
С громадным несусветным гонораром
За выходки дурацкие его —
О, сердце, разорвись! И я сама
Должна купить для дочери шута!
Позор! Позор!
Муж. Вчера по TV-6,
По окончаньи буйного ток-шоу
«Большая стирка», но перед началом
Программы «Глас народа», что люблю
Я всей душой, от суеты усталой,
За пафос несгибаемый и мощь,
Крутили малый ролик о шутах.
Я внял ему. Когда б не здравый смысл
Да возраст, я бы тоже приобрел
Простого дурака. Как член семьи,
Комичный, резвый и трудолюбивый,
Ужимками забавными да песней
Он развлекал бы нас. Придя с работы,
Ты слышала бы оживленный смех,
И на твои уста, где деловитость
Давно сплела стальные кружева,
Сходила бы здоровая улыбка.
В том ролике, где выдумка рекламы
Сплелась в объятьи с веским аргументом,
Один профессор, — мудрый человек,
Чьи кудри убелили сединой
Не только годы, но и снег познанья, —
Вещал про положительный эффект
Общения с шутом.