— Эх, ты…
Его голова бессильно откидывается назад. На сиденье обмяк Ляшенко. На другом безвольно раскинулся Сергей. Кажется, он жив, хоть и без сознания.
Но что это было? Галлюцинация? Гипноз? И зачем я стрелял?! Ведь хорошего, в общем-то, человека убил. Не повезло ему. Опять не повезло.
— Поторопился ты, оборотень. Не успел я тебе сказать. Жива твоя Грация. Тогда ее ранили только, а потом вылечили и в зоопарк отправили…
Снова галлюцинация?! Очертания человека на полу начали расплываться, он весь светился, внутри него что-то лилось, перетекало, меняло форму. И вот уже передо мной не человек, а… снова тигр! Целый и невредимый. Но на этот раз я выстрелить не успел. Одним движением высадив стекло, он выпрыгнул в окно.
В углу зашевелился Ляшенко. Он, похоже, просто потерял сознание от страха. И тут ни с того ни с сего я начал хохотать. Наверное, это была истерика, наверное, капитан милиции, от которого только что сбежал опасный преступник, должен вести себя несколько иначе, но я ничего не мог с собой поделать. Застонал, приходя в себя, Сергей.
Все было в порядке.
Вот, пожалуй, и все. Конечно, меня могут обвинить в мистике, в чертовщине, в банальной лжи, списать все на галлюцинации после удара по голове, на тот же гипноз — но все это я видел собственными глазами. Тот человек действительно был оборотнем. До сегодняшнего дня о нем больше не поступало никаких сведений. Если не считать известия, что из Владивостокского зоопарка сбежала тигрица и ее так и не поймали. А ведь ту тигрицу отправили именно туда…
Часто, во время бесконечных ночных дежурств в отделении, когда, как ни странно, ничего серьезного не происходит — что бы ни писали в прессе об «обострении криминогенной обстановки» — я вспоминаю эту встречу на глухом полустанке. Неподдельную радость, которую успел прочесть в желтых тигриных глазах, и мощное гибкое тело, мелькнувшее в воздухе…
Неужели тайна превращений была разгадана и вновь утеряна вместе с этим человеком… оборотнем?
Может быть, он еще объявится?
Хотя вряд ли.
Я бы на его месте не вернулся.
И в такие моменты мне хочется выть от тоски, выть на полную, равнодушную к нам, людям, луну.
Как равнодушны были к нему все мы.
Люди.
И лишь где-то на самом дне бездонной пустоты внутри меня теплится маленький огонек надежды…
1987, 1995 гг.
Точка опоры
Игорь Симанков в очередной раз взглянул на часы. Без двадцати девять. Пора было выходить. На ходу дожевывая бутерброд с сыром, он сунул ноги в растоптанные львовские кроссовки на финской подошве, проверил, с собой ли пропуск, подхватил стоящий в прихожей «дипломат» и хлопнул дверью. Каждый раз ему казалось, что он опаздывает, и каждый раз он приходил за четыре минуты до звонка. Вот и сейчас Симанков спешил, хотя знал, что успеет вовремя. А купить сигарет все равно не успеет.
Правду говорят, что понедельник — день тяжелый. И что он начинается в субботу — потому что уже в субботу начинаешь с тоской думать, что в понедельник — снова на работу. Симанков не был лентяем или тупицей — он был вполне грамотным инженером, и работать он хотел — именно работать, а не создавать видимость, как почти все в его организации. То есть что-то эти люди все-таки делали, но результаты их труда потом аккуратно подшивались в папки, складывались на полки, пылились там лет десять или больше и в конце концов сдавались в макулатуру более молодыми и предприимчивыми сотрудниками.
При всем этом (что больше всего удивляло Симанкова) институт регулярно выдавал экономический эффект, сотрудники получали премии, ездили в командировки, защищались, и со стороны могло показаться, что институт и впрямь приносит немалую пользу.
Но Симанков-то знал, что это не так. Знали и другие, но молчали. И Симанков молчал.
Игорь свернул за угол, поднялся по ступенькам и толкнул дверь, на ходу доставая пропуск. На часах было без четырех девять. Как обычно. Он показал вахтеру пропуск и, не останавливаясь, прошел через проходную. Вахтер посмотрел на Симанкова с таким видом, будто он, Симанков, являлся шпионом иностранной разведки, и вахтер это знал, но не имел доказательств, чтобы тут же его арестовать. Впрочем, он на всех так смотрел. Кроме директора. На директора вахтер смотрел, как на шпиона, только со спины. А при встрече вскакивал и отдавал честь. А директор всякий раз добродушно хлопал вахтера по плечу и шел дальше.