– Я доплачу столько же, чтобы макнуть его в грязь лицом ещё раз, – вращая рулём, Джи лавировал по узким улочкам Шорхэма. Юркий маленький «Приус» ловко огибал цветочные клумбы, – можешь так и передать.
– Они впаяют вам ещё какую-нибудь пакость, – помолчав, заметил дом.
– Да пошли они! – не сдержался Джи, – забыли своё место? Мы вообще должны быть вне их юрисдикции.
Умник, видимо, не нашёл что возразить. Джи раздражённо вывернул руль – «Приус» заложил вираж, едва не уйдя в занос.
Вспомнился недавний продавец в молле. Его страх, кислый, гадливый и жалкий. Презрение или подобострастие – две личины, всегда скрывающие только одно: инстинктивный животный ужас, от которого трясутся поджилки, а на лицо сама собой наползает мерзейшая ухмылка... Древний страх перед аномальностью бессмертия. Перед теми, кто ходит в ночи, кто восстаёт из могил и является непрошеным гостем, жаждущим одного – украсть живительную силу.
Тьфу.
Джи сплюнул в открытое окно.
«Дети ночи» уже сто лет как признаны ещё одним подвидом людей – наряду с вендиго, которых на планете считанные единицы. И которые приносят куда больше разрушений, чем все «дети ночи», вместе взятые. Но ни это, ни работы Ставски и других учёных не способны искоренить иррациональный ужас, подпитанный глупыми легендами.
Когда человечеству придёт конец, последней окочурится не надежда, а эти самые предрассудки – и о надежде в том числе.
***
За бортом разливалась чернильная ночь. Лайнер набрал высоту, оставив под собой оранжевые паутины мегалополисов агломерации БосВаш.
Вызовы красной нитью уходили в пустоту. Один за другим – безответные молчаливые крики.
Джи смотрел, как пульсирует на SMP линия исходящего звонка. Бусина-коммуникатор в ухе передавала протяжные стонущие ноты.
Не ответит. Зачем ей это? У неё своя – другая – жизнь. Наверняка уже не первая из множества других жизней. Какой-нибудь дом. Друзья, работа. Возможно, даже семья, для которой придумана убедительная история. Обычная жизнь, которая, как разношенный башмак, подходит всем. Беспроигрышный вариант, чья истинность заложена на генетическом уровне. Всегда лучший, всегда правильный – для тех, кто не осмеливается сделать шаг в сторону.
Воспоминаниями или грёзами...
Линия сигнала дрогнула, сжимаясь в точку. SMP моргнул – и приглушённо-серый фон дисплея заполнили огромные вишнёвые глаза.
– Да?..
***
Вино, налитое в пластиковый стаканчик, слегка подрагивало в такт болтанке – самолёт бросало в воздушные ямы. Джи пил мелкими глотками сладковатый херес, бездумно глядя в обсидиановый овал иллюминатора. Пять часов. Ещё пять часов, и он снова увидит Кван – после без малого двухсотлетней разлуки. После безумной недели в Ипсвиче. После поцелуя на мосту, холодного, как тот январский день, после сумасшедших поисков её следов в лихорадке Второй мировой – войны, которую предсказала эта хрупкая дочь Поднебесной, после года в лаборатории Мастера… После холода отточенной стали в руке и бликов нью-йоркских огней на распростёртом в бурой луже тонком теле, после распахнутых вишнёвых глаз одного цвета с каплями на ладонях – глаз бессмысленно застывших, но спустя мгновение уже живых... и полных боли.
После двух смертей, добровольно добавленных в бесконечный список. Можно ли привыкнуть умирать? И если да – то как потом научиться ценить жизнь?..
Джи отдал опустевший стаканчик стюардессе. В стекле иллюминатора дрожал призрачный двойник притушенного бортового освещения. На лицах спящих пассажиров лежали глубокие тени. Ни одного свободного места – совсем как в «Пальмовом зале» в тот бесконечно далёкий июльский вечер...
Глава 9
Без пяти восемь Пальмовый зал «Уолдорф-Астории» был полон. Дородный метрдотель в щегольском фраке, слегка суетясь, проводил Джи к столику и удалился. Крупная фигура метрдотеля, выжидающе застывшая у входа, возвышалась над сидящими как грот-мачта корабля.
За столами приглушённо говорили, пили вино, тихо посмеивались. В душноватом тёплом воздухе висело напряжение. Мужчины и дамы словно чего-то ждали. Поданные блюда стыли на тарелках – никто не притрагивался к еде.
Официант принёс бифштекс и бутылку красного. Джи вынул брегет, положил перед собой и пригубил вино.