– Съехал, куда – не докладывал.
На всякий случай Джи заглянул в Публичную библиотеку и полистал подшивки газет за последний год. Никаких громких убийств и массовых исчезновений. Значит, Андриан не бежал, натворив дел. Он просто собрался – не спеша рассортировал в шкафу вещи, оставив ненужное висеть на плечиках, аккуратно задёрнул все шторы и написал записку, тщательно выводя каждую букву. Придавил листок изящным яшмовым пресс-папье, точно посередине. И ушёл – никому ничего не сказав.
В маленьком кабинетном баре нашлась початая бутылка шерри и коробка кубинских сигар. Андриан не курил и презрительно отзывался о «дымоглотах». Но для своего Младшего всегда приберегал что-нибудь подходящее. Точно такие же ароматные гаваны Джи не раз получал в подарок к Рождеству. Вскрывая бандероль со штемпелем сначала Мюнхена, потом Берлина, Осло, Руана, Антверпена и, наконец, Нью-Йорка, Джи знал, что увидит. Знал, что сердце снова – непроизвольно – дрогнет от этой безнадёжно-трогательной заботы. От грустной любви старшего брата к младшему. Знал, что пообещает ответить тем же, и знал, что никогда этого не сделает...
Подбросив дров в камин, Джи кое-как стёр пыль со стола и налил себе шерри. Поздний вечер веял холодом, но окно закрывать не хотелось. Пустая квартира вселяла тоску.
Где бы ни был Андриан, он, как обычно, позаботился о Младшем. И от этого почему-то становилось ещё горше.
Густая тягучая сладость обожгла нёбо. О чём говорил Старший в своём последнем письме? Он утверждал, что знает, кто убил Харнхейма. И что он знает это благодаря Тесле. Что бы ни создал эксцентричный учёный, его метод работает – Андриан получил свою правду. Всю, вплоть до имени убийцы.
«Остерегайся женщины по имени Ли Кван».
Да, но где сам Андриан? Отправился в Ипсвич разыскивать китаянку? Тогда почему не сообщил, не заехал?
Впрочем, неважно. Кван уже нет ни в Ипсвиче, ни в Британии вообще. Андриану ни за что её не найти. И рано или поздно Старший вернётся сюда...
Кван... Вишнёвые глаза цвета шерри. Он попросил её уехать вскоре после памятного Рождества в Подземном городе. Знал, что Андриан станет её искать, чтобы отомстить, и представлял, на что способен Старший, годами копивший в себе ненависть. Кван, или Ю, как она просила себя называть, не возражала.
– Всё равно, куда, – сказал ей тогда Джи, – просто покинь страну. Ты же понимаешь, я опасаюсь вовсе не того, что он может тебя убить.
– Я понимаю.
Они стояли вдвоём на Вестминстерском мосту – на том самом месте, где месяцем ранее китаянка нагнала Джи и убедила помочь ей. Как и тогда, в промозглый сумрачный день никто больше не нарушал величественного покоя широких пролётов. Тихо падал влажный снег. Дома на том берегу зажигали огоньки окон.
– Знаешь... – Кван запнулась, будто передумав продолжать, – я ведь кое-что увидела – когда коснулась одной из тех капсул. Точнее, не увидела – вспомнила.
Она зябко повела плечами, кутаясь в полушубок. Блестящие глаза смотрели вдаль – туда, где терялась в снежной пелене белёсая лента Темзы.
– Огромную гряду гор. Синих гор с вершинами до облаков. Может быть, я найду их – когда-нибудь... Я запомнила их, запомнила очень хорошо, каждый пик и каждую расщелину...
Китаянка умолкла. Снежинки ложились на чёрные пряди, выхваченные лёгким ветром из-под шляпки.
– Это всё? – спросил Джи.
– Нет. Не всё... Ещё холод. Сильный дождь, очень холодный, просто ледяной. Он так колол... будто иголками по голому телу. И голос – он говорил что-то. Про наблюдение, про нашу цель. – Кван обхватила поручни руками в перчатках, – ты ведь тоже его слышал, да?
– Я слышал.
Голос, сухая трава, каменистая почва. Жёсткий остов вскрытого кокона, осклизлый металл – всё всплывшее в памяти при виде капсул с №4 и №9 продолжало сниться ему чуть ли не каждую ночь.
– Думаешь, это был...
– Момент пробуждения, – Джи кивнул.
– И мы... Из таких же капсул...
Она не договорила. Пальцы сжали кованые перила так сильно, что, казалось, обтянувший их шёлк вот-вот лопнет на костяшках.
Джи обнял её. Прижал к себе дрожащее тельце в пушистом лисьем полушубке.