Гермиона прямо взглянула на него, и Гарри в этот момент очень захотелось стать легиллиментом, чтобы узнать, о чем же она думает.
— Я уже сказала тебе, — спокойно, но твердо ответила она, — что не верю в то, что кто-нибудь может предсказать будущее.
Рон издал разочарованный вздох и вернулся к камину.
— Только не говори мне, что ты веришь в сны Рона, — фыркнула Гермиона.
— Это задевает гордость, знаешь ли, быть брошенным женщиной. Так что для меня вполне лестно вообразить, что ты возвращаешься ко мне.
Гермиона не выдержала его пристального взгляда и отвернулась. Она старалась выглядеть совершенно спокойной, но периодическое постукивание пальцами по коленям выдавало ее напряжение.
— Дорогой Гарри, — заговорила она прохладным тоном после небольшой паузы, — разве своим возвращением я не поставила бы тебя в неловкое положение? Твои новые девушки наверняка стали бы возражать.
— Любимая, — в тон ей ответил Гарри, — а разве для тебя не было бы большим удовольствием поставить меня в неловкое положение?
Она не нашлась что ответить, и это заметно уязвило ее. На щеках проявился яркий румянец.
— А тебе не кажется, Гарри, что некрасиво с твоей стороны делать мне подобные предложения?
— А разве я здесь не для этого? Кое-кто хочет выяснить, стоит ли что-нибудь за его снами. Хочет знать, нравлюсь ли я все еще тебе. Поэтому я просто вынужден делать тебе подобные некрасивые предложения.
Гермиона вдруг резко поднялась с дивана и прошла на середину комнаты. Гарри неотрывно следил за ней, и это вызывало у него одновременно и удовольствие, и боль.
— Я разрешила Рону пригласить тебя, чтобы удовлетворить его каприз, — надменно сказала она. — Мне не нравилась эта идея, и сейчас, когда я увидела тебя, она мне нравится еще меньше. Рон, мы можем считать эксперимент завершенным?
— Но решения еще нет, — заметил Гарри.
— Если тебя интересует, люблю ли я тебя, Гарри, то ответ абсолютно ясен.
— Мне кажется, леди протестует слишком энергично, — съязвил Гарри, вальяжно откидываясь на спинку дивана.
Гермиона была близка к ярости, он видел это. В таком настроении она всегда нравилась ему больше.
— Рон, проводи нашего гостя домой, — властно сказала она.
Рон колебался. Он всегда ее побаивался, и со временем ничего не изменилось.
— Слишком поздно, — заявил Гарри. — Сейчас под моим домом наверняка расположилась одна очень разочарованная блондинка, и вы не можете меня бросить волчице. Так что, хочешь ты этого или нет, Гермиона, но тебе придется приютить меня на ночь под своей крышей.
Гарри совершенно намеренно придал двусмысленное звучание своим словам. Поднявшись, он направился к Гермионе, будучи совершенно уверенным, что она убежит, потому что знает, что он собирался сделать. Но она не двинулась с места. Возможно, была слишком горда, а возможно, не хотела убегать. Подойдя вплотную, Гарри обнял ее. Гермиона вскинула голову, чтобы посмотреть на него, и в ее глазах Гарри заметил мелькнувший страх. В этот момент у него было только два желания: поцеловать ее или сделать ей больно. И он поцеловал ее. Жадно, умело, как поцеловал бы, если бы Рона и вовсе не было бы в комнате. Гермиона замерла и, когда Гарри отстранился, молча смотрела на него. Но теперь он все понял. Он хорошо знал ее: напряженность ее тела была прелюдией к расслаблению, а бледность на лице — началом страсти. Радости Гарри не было предела. Он взглянул на Рона, но был слишком полон другими эмоциями, чтобы почувствовать жалость к нему.
— Спокойной ночи, — сказал Гарри. — Оставляю вас вдвоем. Дорогу я помню, так что можете не беспокоиться, — он дошел до дверей и обернулся к Рону: — Теперь у тебя есть пища для снов, приятель. И расскажи мне утром, как там все обернулось.
*
Спал Гарри очень крепко. Теперь, когда он во всем разобрался, его сну ничто не могло помешать. Поэтому проснувшись посреди ночи, он не мог понять, что его разбудило. Он выплывал из сна медленно, постепенно осознавая, где находится. А потом почувствовал знакомый легкий, едва уловимый запах. И услышал чье-то тихое дыхание. Открыв глаза, Гарри сразу заметил свет — дверь его спальни была приоткрыта, и в этом свете, льющемся из холла, он увидел очертания Гермионы. Запах духов окутывал как невидимый туман, то усиливаясь, то почти полностью исчезая. Но это были не те духи, которыми Гермиона пользовалась этим вечером. Это был запах из прошлого, тот, который еще до сих пор витал в тех местах, которые знали только Гарри и Гермиона.
— Гарри, — прошептала она.
Он сел на кровати, немея от возбуждения. На Гермионе был белый прозрачный пеньюар, тот самый, который когда-то подарил ей Гарри. И он каким-то образом сохранился у нее после свадьбы? Она ждала?
— Гарри, — повторила она.
Он поднялся и медленно двинулся к ней. Гермиона не пошевелилась, Гарри отчетливо видел на ее лице страх. Ему и самому было страшно. Одно дело — пререкаться и язвить с женой друга в его доме, а другое — переспать с ней. Таясь, кусая губы, чтобы не застонать в голос, сдерживая резкие движения, чтобы не производить много шума. Гарри моргнул, прогоняя наваждение.
— Ты понимаешь, что делаешь? — спросил он у Гермионы.
— Да, — ее голос дрожал, как и вся она.
Гарри обнял ее, закрывая глаза, вдыхая любимый запах. Но когда он открыл глаза, то увидел стоящего в холле Рона. Палочка в его руке была нацелена на Гарри.
— Ты же хотел этого, — быстро сказал Гарри, выпрямляясь и отстраняясь от Гермионы. — Ты подстроил все так, чтобы это случилось…
Палочка судорожно дернулась в руке Рона, и Гарри ослепила зеленая вспышка. Он лишь успел шире распахнуть глаза, не веря в происходящее, когда почувствовал сотрясающий удар. Последнее, что он понял, — его руки скользнули по прохладной ткани пеньюара, а потом и Гермиона, и комната, и боль — все растворилось в черноте. Полной, окончательной, бесконечной темноте.
*
Но всему приходит конец. Даже бесконечности снов. И Гарри просто умер во сне.
Серость осеннего рассвета заполняла комнату, и сырой ветер скользнул в приоткрытое окно. Было семь часов, но даже в это время, живой и при дневном свете, Гарри испытывал желание закричать. Он уткнулся носом в подушку, и этот порыв изошел в тихом приглушенном стоне. Кошмары уже давно не мучили Гарри, и он успел от них отвыкнуть. Тем более от таких живых и правдоподобных. Гарри медленно сел в кровати, решив, что разговоры Рона о сне так подействовали на его воображение. Или он слишком много выпил. Или и то, и другое. Приняв горячий успокаивающий душ, Гарри оделся и вышел из комнаты, стараясь не очень присматриваться к окружающей обстановке. Но это был все тот же холл, в который вышел Рон и убил его.