— Разговор есть…
— Слушаю, — по-военному замер тот.
— Прогульщики у нас появились. Надо бы повлиять.
— Ну и влияй! Кто запрещает?
— Власть начальника участка нужна, а я бригадир. Да и земляки они мне…
— При чем тут начальник участка? Влияй сам, бригадир — это важнейший командир производства. Больше уделяй внимания воспитательной и организационной работе.
— Все это верно… Но вы бы пришли к нам, поговорили бы с прогульщиками в присутствии всей бригады…
— Что ты! — всплеснул руками Павловский. — Пожалуйста, без меня. — Он отмахнулся от Бородулина и опять заспешил к пакгаузу. Уже у высокого перрона, повернувшись, прокричал: — Приструни хорошенько! Приструни!
Весна… А Бородулин не видел этого.
Вскоре по приказу Гудкова рабочих строительно-восстановительного участка и мостовиков собрали на площадке у вагона-общежития. Такого расточительства времени раньше не допускали. Гудков стоял на порожке лестницы вагона и ждал, когда затихнет говор.
— Мы собрались по очень важному делу, — поднял он над головою сколотые телеграфные бланки с густыми строчками на них. — Получен Указ Президиума Верховного Совета СССР. Важнейший Указ! Все железные дороги Советского Союза объявлены на военном положении. У нас вводится военная дисциплина. Все рабочие и служащие железных дорог объявляются мобилизованными на период войны, все они закрепляются для работы на транспорте.
Загудели, оживились на площадке.
— Наша страна переживает ответственный момент, самые тяжкие военные дни, может быть, только что миновали. Но до полной победы еще надо сделать немало. Военное положение на железных дорогах вводилось и раньше. Декретом Совета народных комиссаров в ночь с 29 на 30 ноября 1918 года вводилось оно. И тогда нашей стране было трудно. Помните, гражданская война, разруха… Теперь вот через двадцать пять лет опять потребовался этот чрезвычайной важности акт. Направлен он на дальнейший подъем нашей военной мощи.
После Гудкова говорил Павловский, он обращался через головы рабочих к разрушенным домам поселка.
— Мне доложили о случаях прогула. С таким явлением теперь покончено. Ответственность за проступки по службе мы с вами будем нести наравне с военнослужащими. За преступления по работе нас будет судить трибунал по законам военного времени.
Ему нравилось произносить слова «трибунал», «законы военного времени». Они избавляли его от необходимости объясняться с Бородулиным, с прогульщиками и вообще цацкаться с тем же Даргиным. Он почувствовал себя не только командиром производства, но и властью.
В конце собрания объявили, что часть рабочих завтра отправят спецформированием в район Курска и Белгорода. Там складывается серьезная обстановка, срочно требуются железнодорожники. Вести поезд поручено Никите Самофалову…
В этот день никто уже не работал. Павловский выбрал подходящий момент, уединился с Гудковым.
— Я бы хотел остаться с вами… Хочу еще поработать под вашим руководством. Не откажите. Пригожусь вам, так сказать, в мирной ситуации.
— А кто поедет? — задержал Гудков свой взгляд на Павловском.
— Командиром имеете в виду? Карунный… Чем не командир?
— Это верно. Опытный человек, знающий дело… Такого не стыдно посылать с ответственным заданием. Считай свое предложение принятым.
В вагон-общежитие Павловский пришел с видом полного хозяина. Достал список, посмотрел на него, вынул карандаш.
— Командиром спецформирования назначен Карунный…
Вспомнил, что так и не пожал руку Семену Николаевичу в знак благодарности. Теперь это делать вроде бы ни к чему, уезжает человек…
— Бригадиром назначен Бородулин. Здесь Бородулин? Отлично… — и росчерком карандаша нарисовал птичку напротив фамилии бригадира. Это означало — поставлен в известность. — Рабочими едут: Уласов Федор Васильевич… Здесь Уласов?
— Я! — по-военному отозвался Федор Васильевич. — Что иметь при себе?
Павловский задумался.
— Об этом будет объявлено дополнительно. Следующий… Ковалев Петр в наличии?
— Здесь я.
— Отлично, — и карандаш легко вывел птичку.
— Даргин Дмитрий здесь?
— А где же мне быть…
— Слышал, Даргин, о военном положении? Учти это. Военное положение — оно всегда военное, с кем бы ты ни работал.
— Нет, не все равно… — стиснул зубы Дмитрий. — С кем переживать военное положение, с тобой или с Карунным… Мне это не все равно!.. Оставайся тут да гляди хорошенько, полушубок не запачкай.
Павловский замер.