— Первый рейс, проба, товарищ генерал, — вступился за Карунного Бородулин.
— Вон что-о, еще не обкатали… Ну и как прошла обкатка?
— Хорошо прошла, товарищ генерал! Как по маслу.
Кабанов смешливо вздернул бровями.
— Видимо, масла многовато… Кто придумал?
Бородулин взглянул на Захарова, припоминая, с кого началось.
— Даргин! — обрадованно вспомнил он. — Ты где?
Из группы рабочих вышел Дмитрий.
— За провинность, что ли, меня выставляете?
— Красная девка нашлась, кокетничает…
— Зачем вы так? — осадил Бородулина генерал. Посмотрел на Дмитрия, встретил его упрямый взгляд. «Такой может сделать». — Поздравляю. — И протянул руку.
— Я только сказал… больше ничего… в самом начале… Это они сделали… Федор Васильевич, Ковалев Петр… Это они, — обводил Дмитрий взглядом свою бригаду. — А Бородулин знаете как вкалывал?..
Рабочие засмеялись.
— Не трусь, дальше фронта не пошлют.
Дмитрий оглянулся, не понял, кто пошутил, от этого смех рабочих стал еще дружнее.
— Нашли дурачка, — отвернулся он от гоготавших. — Я первый раз вижу генерала, а вам поржать бы…
— Не обижайся, они по-доброму. — Кабанов обнял его за плечи. — Молодец ты! Ценную мысль подал насчет машины, видишь, какое дело получилось, да в самое подходящее время.
— Я не один… Увидел первым, это правда, но бригада все делала, наша бригада.
— Началось с тебя. Думаю, Семен Николаевич, надо поощрить всю бригаду, прежде всего вот этого молодого человека.
— Будет сделано.
Никита Самофалов возвращался из госпиталя. На попутной машине по пыльному большаку добрался до узкой проселочной дороги, отростком уходящей в сторону переезда. Постучав кулаком по крыше кабины и дождавшись остановки, спрыгнул на землю.
— Спасибо, земляк! — крикнул он молодому солдату за рулем.
— Куда же вы? — показал шофер на безлюдную степь. — К сусликам?
— В первую очередь — к жене, — весело подмигнул Никита. — Недалеко теперь, доберусь своим ходом.
— Счастливо!
Осталось после машины облако пыли и голубенькая полоска выхлопного газа. И еще — радостное ощущение здоровья, сухого запаха созревших, но нескошенных трав, словно дожидавшихся Никиту, чтобы он увидел сразу остатки весны и уже накалившееся лето. Осмотревшись, он заметил поблизости суслика. И засмеялся. Ну, солдат будто в воду глядел… Суслик стоял на задних лапах толстеньким столбиком сбоку дороги. Не испугался человека, не пискнул, а с любопытством изучал глазками-бусинками.
По пути к железной дороге Никита отдыхал у низкорослого куста боярышника. В вещмешке лежал двухдневный запас хлеба, плоская консервная банка говяжьей тушенки, кусок сахара. Все это он приберег для Алевтины.
Вот счастье какое! — глядел он в бездонное небо. Будто войны нет. Ни гула бомбежек, ни самолетов, один суслик где-то рядом, только и всего. Впереди бессонная ночь, Никита знал это, с друзьями грешно не посидеть подольше, а там — Алевтина небось наскучалась… В голову лезли чепуховые мысли. Как встретят ребята? Ясное дело, хорошо встретят. Как Алевтина? Обрадуется, как же иначе. Появился ли кто-нибудь новенький в бригаде? А откуда ему взяться?! Все деревни вокруг выбиты, бабки одни торчат…
Отдохнув, Никита встал, забросил вещмешок за спину и медленно стал подниматься на железнодорожную насыпь. Он знал, что через два-три километра увидит первые кусты зелени Терновой и продырявленную верхушку водонапорной башни. И опять задумался об Алевтине…
Вздрогнул, замер на месте Никита, когда сзади донесся автомобильный гудок. Повернулся. Метрах в десяти от него визжала тормозами машина… на рельсах.
— Тебе жить надоело?! — грозился кулаком водитель. Никита покрылся холодным потом.
— Не слыхал ничего, — начал оправдываться он.
— Курские соловьи на путь не садятся, чтоб их слыхать, — все еще сердился водитель. Всмотревшись, он вдруг выскочил из кабины на подножку. Вещмешок у пешехода военный, подпоясанная ремнем гимнастерка тоже солдатская, а вот на голове знакомая глянцевитая от мазута фуражка. — Друг, а ну-ка иди сюда! Никита, ты, что ль?!
Из кузова уже выпрыгнул Федор Васильевич, расплылся в радостной улыбке.
— Ну, брат, молодец, — обнимал он Никиту. — Вижу здоров, значит, насовсем к нам.
— Насовсем, насовсем.
Когда утихло волнение первых минут встречи, Самофалов указал рукою на литые, словно для большой игрушки, колеса, подсунутые под автомобиль.
— Сами смастерили?