- Зачем ты ушел, Дан? - ты стоял вполоборота и не смотрел мне в глаза.
- Тебе нужен мой ответ?
- Нет, я слишком хорошо тебя знаю. Ты поступил по совести, но не по уму.
- Ты пришел читать мне мораль, Корд? - засмеялся я. Ты пожал плечами:
- Нет, я принес приказ командования вернуться и сдать табельное оружие.
- Вот как?!
- А чего ты хотел, Дан? - обернулся ты, черные глаза метнули молнии, - ты не просто ушел сам на вражескую территорию, нарушив приказ командора Рагварна, но и увел с собой отряд: тридцать бойцов с полными боекомплектами. Думал, тебя за это по головке погладят?
- А ты! - заорал я. – Ты сидел в штабе, когда здесь убивали, и молчал, когда Рагварн решил повременить с десантированием!
- Дан!
Я сел на траву, положив на колени винтовку.
- Ты всегда учил меня быть честным, Корд, - проговорил я, - скажи, разве на моем месте ты сделал бы по-другому?
- Да, - кивнул ты, - ты отвечаешь за свою группу и обязан был подождать разведданных.
- Но здесь убивали, убивают, ты понимаешь это?
- Конечно.
В тот момент мы оба вспомнили наших родителей. Они были военными хирургами, однажды в палатку госпиталя попал снаряд, мне было тогда десять, тебе — восемнадцать.
- Я не хочу, чтобы с ней было так же! - сжав кулаки, выкрикнул я.
Ты улыбнулся, взгляд стал теплым и заинтересованным.
- Тебе понравилась Лина? Красивая девушка, вот только думать командир отряда должен головой, а не другим местом…
- Ну хватит уже! - вспылил я. - Даже если с меня сдерут погоны и отправят к шустам драить палубы миноносцев, я не уйду отсюда до прихода Рагварна. Это мой долг перед самим собой!
Ты усмехнулся над моей пламенной речью. Мой уход станет причиной не только моих, но и твоих неприятностей – у знаменитого Корда Райта, Стального Сокола, как тебя называют, младший брат — предатель.
- Надеюсь, тебя не расстреляют за развязывание войны, - холодно промолвил ты, устремляя взгляд вдаль.
Да что ты там выглядываешь в этом проклятущем лесу?
- Главное, я смогу защитить местное население, - хмыкнул я, пытаясь вспомнить свод законов и найти хоть какую-нибудь зацепку, утереть нос тебе, всезнайке, - в районе боевых действий командир свободной боевой единицы имеет право действовать согласно обстоятельствам.
- Ты не все знаешь, Дан, - устало сказал ты, - мы должны собрать больше данных перед тем, как бросать сюда войска. Местное население…
Грохот далекого взрыва похож на раскат грома. Сердце подпрыгнуло, отбивая чечетку о ребра.
- В городе!
Я вскочил, перехватывая винтовку удобнее.
- Корд…
- Иди! - велел ты. - В боевой обстановке командир отряда действует согласно обстоятельствам. Я останусь здесь, на сторожевом посту.
- Здесь?
Ты улыбнулся, от темных строгих глаз разбежались лучики морщинок.
- У меня полный магазин и две светошумовухи… Дан!
- Что? - я обернулся уже на бегу.
- Не геройствуй, продержитесь немного - Рагварн уже на подходе.
Я вскинул руку и побежал. В Штормзвейге горели дома и склады с припасами. Когда я добрался до своих, поднялся ветер такой силы, что мог содрать мясо с костей, и я увидел нарьягов. Длинные костлявые фигуры, обвешанные всякой всячиной: бусами, кожаными лентами, металлическими кольцами; из одежды лишь порты и безрукавки, ногти намазаны чем-то алым - отвратительное зрелище!
Я разделил бойцов на пятерки и раздал приказы.
- Заходим сзади. Оскар, светошумовуху, идем по сканеру.
Странная магия расщепляла наши пули, у меня расплавился в руках подаренный тобой цехимский нож. Но я лично сломал в том бою две длинные шеи, остальных взяли в плен, тщательно изолировав от мирного населения. Рагварн вломился в Штормзвейг в разгар боя, имперский десант гнал нарьягов до того самого поста, где остался ты.
Я потерял четверых убитыми, трое были взяты в плен, в том числе, и ты. Рагварн при всем строе сорвал с моего кителя золотые нашивки и разжаловал в рядовые. Когда начались переговоры об обмене пленными, ты уже был мертв.
Возвращаюсь домой по украшенным к празднику улицам, лица людей так и расплываются в улыбки, от разноцветных шаров рябит в глазах.
- Дан, здорово! – приветствуют меня ребята из патруля, - заходи вечерком в «Баллабуа», отметим.
Киваю и поспешно прохожу мимо. Дома Лина и ее родители радостно встречают меня, а я шарахаюсь от них, как от чумы, ухожу к себе и запираю дверь на защелку. Сейчас будут ломиться.
Так и есть.
- Дан, милый, ты здоров?
Зарываюсь лицом в подушку - я не могу больше сегодня никого видеть, зажимаю уши, чтобы не слушать глухие удары в дверь и обеспокоенные голоса. Солнце за окном палит ужасно, не спасает даже сад. Хоть капельку, хоть глоток свежести и тишины!
В детстве я любил солнце, а тебе нравился дождь. Я не мог понять, как можно любить слякотную хмарь вместо неба и мир, разукрашенный во все оттенки серого. Теперь я пресыщен солнцем, миром, спокойной и размеренной жизнью, а в Ориме сейчас дожди стучат по крыше нашего старого дома, по подоконнику твоей комнаты, где мальчишками мы умещались вдвоем.
Наконец меня решают оставить в покое, наступает тишина, глаза слипаются, и я погружаюсь в тягостный сон. Просыпаюсь на закате, комната, постель — все будто в крови. Кровь солнца разлита по миру, где предательство и глупость всегда идут рука об руку. Лина сидит на краешке, с тревогой заглядывая мне в лицо.
- Как ты вошла?
- Перепилила защелку ножовкой. Ты спал, как убитый, и ты все-таки заболел, горишь весь.
Неужели? Голова действительно раскалывается, горло будто выдраили скребком.
- Посольство прибывает через час, а я боюсь оставить тебя одного.
- Я пойду с тобой, - приподнявшись на локте, объявляю я. Лина глядит на меня, как когда-то мама — с искренней уверенностью, что только ее ласка и волшебные примочки смогут спасти мою жизнь.
Она прикладывает ладонь к моему лбу и тут же отдергивает.
- Я пойду с тобой, - с нажимом повторяю я.
- Хорошо.
Через час мы стоим на площади, зарево бьет в глаза. Я и сам не понимаю, зачем пришел смотреть на этот балаган. Тишина, ровные колонны имперских войск, командующий здесь, в междумирье, полковник Логерфильд и рядом с ним сам Рагварн, огромный, с густыми седыми бакенбардами. Логерфильд аж зеленеет от злости, что приходится отдать нелюдям завоеванные позиции. Но посмей спорить с командором - лишат заслуг и отправят воевать на самый дальний кордон.
В любопытной толпе пронесся вздох - посольство прибыло. Знакомые до рези в глазах тощие фигуры нарьягов, их шаркающая походка, полуприкрытые глаза на костлявых лицах, слышно только бренчание бусин и колечек да какие-то легкие шорохи. Лина сжимает мой локоть, шепчет:
- Дан, тебе надо полежать, иди домой.
- Где их поселят?
- В «Грандкарине», наверное, где всех. Да какая разница? Пойдем домой, ты бледный, как смерть.
В последний раз оглядываюсь на Рагварна, который выступил навстречу нарьягам и о чем-то беседует с главным шаманом. Лина тащит меня домой, укладывает в постель и подает какую-то большую твердую таблетку. Я послушно пью гадость, потом беру ее за руку, она замирает, ожидая вопроса.
- Лина, ты утром говорила, что договор с нарьягами будет выгоден обеим сторонам. Что вы получали от дикарей в обмен на огнестрельное оружие?
Мне показалось, что Лина побледнела. А может, это последний алый луч канул за черту междумирья, и стало темно.
- О чем ты, Дан?
- Лина, не лги мне! Вы давно торгуете с нарьягами. Что случилось год назад? Вы не выполнили условия сделки и бросились к нам за помощью?
- Дан, ты бредишь! - испуганно вскрикивает она. - Ты не понимаешь, что говоришь! Какая торговля?
Прижимаю руки к вискам. Ну, и зачем я говорю это ей? Да, я давно догадался, еще тогда, когда мы нашли тела пленных с набитыми свинцовыми пулями животами.
- Уходи, Лина.
- Дан, послушай…