Как-то вечером, когда они возвращались домой после репетиции, Перселл сказал Салли Магуайр:
- У Суини какое-то дело в городе. Так что мне придется провожать вас в одиночку.
- Что мне теперь - плакать прикажете? Перселла удивил ее тон.
- Я хотел сказать, что отец Финнеган не поощряет...
- Отцу Финнегану нечего беспокоиться. Перселл улыбнулся.
- Вы сумеете за себя постоять?
- Вот уж нет.
Перселл оторопел. И, чуть помешкав, сказал: - Я вас не понял.
В ответ из темноты раздался смех:
- Долго же до вас доходит. Перселл даже чуть струхнул.
Комитет по сбиру пожертвований больше не давал о себе знать. Он затевал всевозможные мероприятия, футбольный матч в том числе. Матч собрал полный стадион болельщиков, но денег, как ни странно, почти не принес (балликонланцы испокон веку считали, что только дурак будет платить за вход, когда можно перемахнуть через забор). Продажа произведений местных рукодельниц в ратуше кое-какие деньги принесла. Устраивали еще и вечер национальных танцев под эгидой Гэльской лиги, и турнир игроков в вист, который с треском провалился, потому что ни одна живая душа в городе не играла в вист. Перселл в конце концов все же обратился в комитет с просьбой помочь кружку, ответ он получил через месяц. Комитет увековечения 98 года вынужден отклонить предложенный ими спектакль, как несоответствующий торжеству по духу. Комитету пришлось пригласить из Дублина драматическую труппу, которая даст в дни торжеств несколько представлений. Выбор комитета пал на любительскую труппу, успевшую зарекомендовать себя положительно как своим исполнительским мастерством, так и безукоризненно национальным характером своего искусства.
Такого бурного взрыва возмущения, каким ответил хор, Перселл даже не ожидал.
- Этот номер у них не пройдет, - сказал один из членов комитета.
Его фраза стала знаменем, вокруг которого они сплотились. Они слишком высоко занеслись в своих мечтах, чтобы дать растоптать их враз. За последние несколько недель Балликон-лану доказали, что и здесь вполне возможно нечто такое, о чем ранее не только не слыхивали, но и помышлять не могли. С невиданным доселе небрежением к деньгам члены хора решили оплатить постановку, для чего несколько месяцев собирать деньги. Это означало, что спектакль откладывается, зато теперь они не были связаны со сбором средств на памятник, а значит и не связаны сроками. Предварительно спектакль наметили закончить к первой половине июля следующего года. Когда же после рождества объявили, что памятник откроют в первую неделю июля, день спектакля определился окончательно. На открытие в город стечется народ, и праздничная обстановка привлечет публику. Как и следовало ожидать, слухи об их планах мигом разнеслись по городу. Общественное мнение, поначалу колебавшееся, постепенно - хотя и втайне - стало склоняться в пользу хора. Мерфи не любили в городе помимо всего прочего уже потому, что он имел власть. Сплетники свели суть разногласий к одному - учитель против Мерфи. Местные считали, что учитель сильно рискует, но именно его рисковость и обеспечила ему их расположение. Как и следовало ожидать, и приходский священник и Гэльская лига встали на сторону Мерфи. Шло размежевание сил. Распускались слухи, что оперетта безнравственная и что отец Финнеган в своей проповеди обрушит на нее громы и молнии. Но воскресенья шли одно за другим, а отец Финнеган безмолвствовал. Май был на исходе, когда Перселл узнал от Салли Магуайр о первой вылазке противника.
- Мерфи вводит на фабрике сверхурочные, - сказала она.
Перселл не дрогнул.
- Поздно спохватился. Он, конечно, осложнит нам жизнь, но мы справимся.
- Что бы Мерфи ни затеял, а на репетиции я ходить не перестану. И будь что будет.
- Жаль, что не все так решительно настроены, как вы, Салли, - сказал он горячо.
Салли мельком глянула на него. Но ничто в его манере не выдавало пылких чувств, он по-прежнему держался как добрый отец, старший брат.
Перселл отправился к отцу Финнегану.
- Ходят разговоры, что вы считаете "Пиратов" опереттой безнравственной. Я принес вам либретто.
- Я уже прочел либретто, - сказал отец Финнеган.
- Ну и как, по-вашему, можно считать эту оперетту безнравственной?
- Лично я так не считаю, но нравственные вопросы очень сложны. Прихожанам оперетта представляется безнравственной. Из этого можно сделать вывод, что так оно и есть.
- Из чего же, объясните мне, бога ради, это следует?
- Ну, если оперетта оскорбляет их нравственное чувство...
- Да ваши прихожане о ней и знать не знают. Они не читали либретто. А большинство и слыхом не слыхали о Гилберте и Салливене. Им внушили, что оперетта безнравственная и что вы того же мнения.
- Мне представляется сомнительным характер Рут. Женщина одна-одинешенька в пиратской шайке - кое-кому из моих прихожан это кажется подозрительным.
- А как насчет характера учителя, выбравшего "Пиратов" для постановки, он что, тоже кажется подозрительным?
Отец Финнеган пронзил Перселла взглядом и понял, что тот говорит искренне. Он отвел глаза.
- Вообще-то мне либретто не кажется безнравственным, - сказал он, чуть замешкался и с таким видом, словно его только что осенило, добавил: - Раз уж вы пришли, воспользуюсь случаем и упомяну еще об одном деле. Мне сообщили, что вы проводите много времени с магуайровской дочкой.
- Ну а что подозрительного находят тут? - сказал Перселл так вызывающе, что отец Финнеган поднял брови.
- Думаю, что ничего. Просто сплетничают.
- Зловредно сплетничают. И я знаю, кто этим занимается.
- Я понимаю, что к чему, - сказал отец Финнеган уже совсем иным тоном. - Как я уже говорил, вы можете не сомневаться - я самым решительным образом пресеку клевету, от кого бы она ни исходила. Я просто хотел вас предупредить. Вы ведь не первый встречный-поперечный. Вы - учитель. И это в корне меняет дело. Вы начинаете озлобляться и против общественных установлений, и против меня. Вы ожесточаете свое сердце. Это пагубно.
Впервые за все их встречи разговор пошел по-человечески. Перселл был тронут тем, что священник сам так его повернул.
Он утихомирился.
- Вы ошибаетесь, отец мой, я вовсе не озлобляюсь. Просто я по-своему смотрю на вещи, но это не идет вразрез с установлениями церкви и общества. Я не делал ничего дурного.