Это не Аленка рассказала, а другая девочка, которая видела, как она упала. Сама Аленка ничего не могла рассказывать — до того горько плакала. Слезы текли по ее щекам, она размазывала их кулаками, ревела во весь голос и тряслась от испуга и холода. С ее пальтишка струйками стекала вода, и Виктория Львовна, вышедшая на шум и плач, скорбно говорила:
— Бедное дитя! — И тут же озабоченно советовала Костиной матери: — Разденьте ее скорее, уведите. Я же только вчера вымыла пол. И такая уже грязь…
Аленку давно увели в комнату. Отец подтер тряпкой пол, и в передней опять стало чисто. Но Виктория Львовна, косясь на мокрый след, все продолжала ворчать. На сковородке у нее шумели и фыркали котлеты, и она, словно подражая им, тоже шумела и фыркала — что вот, мол, никто в квартире по-настоящему о чистоте не заботится, и если бы не она, то все бы давно заросло грязью…
Мать Гарика ворчала не себе под нос — нет, она говорила сердито, громко, — чтобы и бабушка, чистившая Гарику туфли, слышала ее, и соседские мальчики Костя и Вовка.
Костя выжимал над раковиной мокрое Аленкино пальто и, действительно, слышал все, что говорила Виктория Львовна. У него так и чесался язык возразить ей, даже поспорить.
И он возразил. Только позже. Когда Виктория Львовна, перемыв кости всем, кто жил в квартире, принялась за управдома:
— Его, бездельника, надо давно гнать в шею с работы! Бюрократ! Сколько раз говорили ему, чтобы засыпал лужу. Как об стену горох! И жалобы писали. Лично я два раза писала.
Вот тут Костя и не выдержал. Вспомнил, как они работали в интернате — насыпали дорожку, и сказал:
— А зачем обязательно писать? Надо собраться всем жильцам, взять лопаты и поработать часик.
Виктория Львовна даже не удостоила Костю взглядом. Сняла с плиты фырчащую сковородку и пошла к двери — кормить Гарика.
И тогда Костя, глядя ей вслед, решительно сказал:
— Вовка! Бери лопаты!..
Выйдя из подъезда, Костя внимательно осмотрел злополучную лужу, прикидывая в уме, — в каком месте лучше всего пересечь ее дорожкой. Пожалуй, где кирпичи набросаны, тут и перекрывать… Вообще, работки немало. Земли потаскать ой-ей-ей сколько надо! А где ее брать? Придется вон тот бугор раскапывать. Не близко — шагов двадцать… «Может, бросить эту затею, пока никто не увидел? — Костя огляделся кругом. — Что мне, больше всех надо?..»
— Ну, и что будем делать? — кисло спросил Вовка.
— Землю копать! Что, что! — отчего-то рассердился Костя и направился к бугру. Нет, раз уж вышел, придется делать. Да и Аленка опять может в воду свалиться. Такая дотошная! Везде лезет, все ей надо!
Земля была твердая. Он изо всей силы жал ногой на лопату, но та не поддавалась, не входила в утоптанный грунт. «Это только первую так трудно», — успокаивал себя Костя. И верно: второй раз лопата пошла легче. Костя ободрился и прикрикнул на братишку:
— Что стоишь — руки в брюки? Копай!
Так и начали они работать. Наберут лопату земли и несут к луже. Бултых в воду — и нет той земли. А лужа как была, так и стоит. Лишь круги по воде расходятся. Сколько этих лопат бросать надо? Сто, двести, тысячу?
— Экскаватор бы! — мечтательно сказал Вовка. — Он бы живо…
— Ага, шагающий! На четырнадцать кубов! — ехидно поддакнул Костя. — А мы бы из окошечка смотрели. Хорошо! Лучше давай, давай, нажимай на лопату.
Через несколько минут подошли ребята, игравшие в чижика. Сначала они подсмеивались над работавшими братьями. А Васька-Брехун даже сказал:
— Вот дураки-то! Охота мозоли натирать!
Но тут вышел отец Кости, а с ним — Галка и Аленка. У Аленки тоже была лопата. Только совсем маленькая, какой в песочнице играют. Отец взял у Вовки лопату, и работа сразу пошла веселей. В одном месте, куда бросали землю, лужа, словно испугавшись такого дружного натиска, чуть отступила, и на поверхности показался первый бугорок.
Дима, все шутивший и кричавший: «Внимание! Начался великий штурм Ангары!», вдруг побежал домой и через минуту примчался с лопатой. А скоро откуда-то появились носилки, лом, еще лопаты, и человек пятнадцать мальчишек и девчонок уже с увлечением долбили и копали землю, подносили ее к луже.
Лишь Васька долго не желал сдаваться. Хихикал, щелкал семечки, издевался над ребятами. Но те, занятые делом, не обращали на него внимания. Ваське стало скучно. Потом он куда-то исчез, и его не было минут двадцать. А когда снова показался во дворе, то все увидели: Васька везет на тачке кирпичи.
Подкатив тачку, он вывалил на землю кирпичи и сказал, презрительно усмехаясь: