Шедоуспан сделал то, чего от него ожидали — он последовал за кошкой. Когда он увидел, что она по широкой дуге по вернула налево, то проделал то же самое. Он не знал, какой ловушки они избежали, и была ли эта ловушка настоящей или же иллюзорной. Раздавшийся за спиной шум заставил Ганса обернуться и увидеть прямо перед собой Марлла. В руках у него была секира с полулунным лезвием. Через мгновение в грудь ему вонзилась стальная звездочка, а в глотку — нож. Однако Марлл продолжал атаковать. Ганс попробовал применить трюк с амулетом и закрытыми глазами и услышал, как звездочка и нож звякнули об пол. Открыв глаза, он узрел только свое оружие и никакого Марлла. Подбирая оружие, Ганс мимолетно удивился тому, что клинки каким-то странным образом удерживались в призраке, хотя должны были пройти сквозь него насквозь. Но это сейчас было неважно. Нужно было идти дальше вслед за пестрой кошечкой.
Радуга пробежала мимо дверного проема, из которого немедленно высунулась чья-то голова и посмотрела вслед кошке. Когда голова повернулась в другую сторону, в ее широко раскрытых глазах отразился летящий сверху клинок. Должно быть, эта голова была настоящей — она с глухим стуком упала и покатилась по полу. Пестрая кошка обернулась.
— Я тут, Радуга! Не знаю, как ты, а я бегу только потому, что иначе упаду. Никогда прежде я не был в таком поганом месте! Тут полно всяких ужасов, которые так и норовят прикончить меня!
Кошка побежала дальше, но тут же остановилась и повернулась. Стоя бок о бок с огромным рыжим котом, она следила, как их человек приближается к ним. Он и вправду немного запыхался. Коты ждали Ганса около высокой узкой двери кремового цвета, почти невидимой на фоне стены, тоже покрытой кремовой краской.
— Мигни говорила мне, что коты терпят людей только потому, что сами не умеют открывать двери, — пробормотал Ганс, пытаясь выровнять дыхание. — Беда в том, что я не знаю, как открыть эту дверь! Как жаль, Радуга, что ты не можешь поговорить со мной!
В ответ кошка ударилась своим маленьким тельцем об дверь.
— Ox, — произнес Шедоуспан и, взявшись одной рукой за амулет, а другой за рукоять метательного ножа, налег плечом на дверь.
Дверь распахнулась, и Ганс с разбегу сделал еще четыре шага, прежде чем сумел остановиться. И здесь он увидел человека, которого никогда и не думал увидеть: одного из самых могущественных магов Фираки.
Корстик оказался высоким человеком в белоснежной тунике. Больше Ганс ничего не успел рассмотреть. Маг повернул голову к нему, и Шедоуспан, не думая, метнул в него нож. Он был мастером своего дела и действовал совершенно неосознанно. Если бы Ганс задержал бросок на миг, чтобы рассмотреть лицо человека, то скорее всего удержал бы свою руку с ножом.
Однако это не имело никакого значения — главный монстр Фираки сумел уклониться от броска. Магу пристало бы величественно, торжественно и картинно протянуть руки и шевельнуть пальцами, однако Корстик попросту прозаично и без всякого колдовства молниеносно распростерся на полу. Стальное лезвие просвистело у него над головой и ударилось о стену возле оконной рамы. Это было то самое окно, в котором Ганс видел Корстика всего две ночи назад.
— Чрезвычайно невежливый способ приветствовать самого могущественного человека в Фираке, который к тому же является твоим банкиром! — сказал Тьюварандис…
Большая комната с деревянным полом была освещена по меньшей мере десятком ламп, шесть из которых висели по стенам. На широком дубовом столе стояли письменные принадлежности, лежали какие-то бумаги, а рядом с ними — бокал, две кружки, винная бутылка в красивой обертке и тарелка, на которой лежала кость и какие-то объедки — вероятно, остатки ужина мага. Два длинных стола у противоположных стен, очевидно, были рабочими столами хозяина кабинета. На них лежали вперемешку самые разнообразные предметы. Шедоуспан заметил среди них несколько кувшинов и плотно закрытых горшков, которые, судя по всему, имелись у каждого мага. Скорее всего в этих сосудах содержалось нечто, чего не следовало видеть никому, кроме Корстика. Среди этого беспорядка бросалась в глаза блестящая фигурка кошки перламутрового цвета — как и утверждали заговорщики.
В нескольких футах справа от стола стена была завешена от пола до потолка портьерой изумрудно-зеленого цвета. Ганс предположил, что за ней что-нибудь скрыто — быть может, еще один стол или нечто, которое не следовало видеть никому, кроме Корстика. У другой стены стоял диван, застланный красивым ковром. Позади стола Ганс заметил высокий деревянный стул и одно-единственное кресло.
Ганс тупо пробормотал:
— Тью.., варандис? Но…
— Вы же не собираетесь сказать мне, что это невозможно, ведь так, молодой человек? Очевидно, это возможно и истинно, поскольку вы видите меня. Поскольку вы ворвались сюда с налитыми кровью глазами и в компании двух милых котиков, которых я, кажется, знаю, то я предполагаю, что вам известна их история. Несомненно, от этой юной чокнутой шлюхи, с которой вы живете. Нет-нет, не старайтесь вынуть еще один ножик и бросить его в меня. Вы не можете двигать руками и останетесь в таком состоянии до тех пор, пока мне это угодно. Попытайтесь обуздать свой гнев, а я попытаюсь обуздать свой язык. Несомненно, она милая и скромная девушка, а? Но Фирака — город магов, и я вместе с верными мне людьми провел через Совет несколько законов и распоряжений, касающихся с'данзо.
Слегка улыбнувшись, Тьюварандис с серьезным и спокойным видом произнес:
— Садитесь.
Тело Шедоуспана немедленно пожелало сесть. Сам Шедоуспан попытался воспрепятствовать этому, однако не смог. Его сознание не желало повиноваться магу, но тело выполняло колдовские приказы. Пошатнувшись, Ганс привалился спиной к стене и сполз по ней на пол, оказавшись в сидячем положении. Движение вышло неловким, поскольку руки Шедоуспана были словно бы скованы цепью весом в полсотни фунтов. Корстик управлял всеми мышцами Ганса.
— Несомненно, вы хотите получить объяснения. Именно так и было бы в истории, поведанной каким-нибудь рассказчиком, верно? Ну, так не рассчитывай на это, вор! У меня нет времени, чтобы объяснять что-либо такому, как ты! Однако я покажу тебе кое-что. Несомненно, это будет захватывающее зрелище и даже поучительное, если не совсем прочищающее мозги!
Тьюварандис отдернул в сторону зеленую портьеру, за которой действительно оказался еще один стол. Из своего сидячего положения Ганс мог видеть только, что к столу привязан обнаженный человек с седыми волосами. Шедоуспан видел, как тяжело, судорожно вздымается и опадает грудь человека, крест-накрест перетянутая широкими черными ремнями. Человек был невероятно бледен. Маг вновь повернулся к Гансу.
— Встань, — произнес он, делая обеими ладонями движение снизу вверх. — Встань и подойди сюда.
Ужас охватил Ганса, когда он был принужден подняться на ноги. Ноги сразу же пришли в движение. Ганс ничего не мог с этим поделать. Его руки оставались неподвижными и совершенно бесполезными. Маг принудил Ганса, ставшего узником в собственном теле, подойти к столу, прежде скрытому за портьерой. Посмотрев на жертву, привязанную к столу, Шедоуспан содрогнулся от ужаса и гнева. В страшную рану, зиявшую в животе несчастного, можно было бы просунуть кулак. Эту рану нанесла острая ветвь дерева — неважно, была ли та ветвь иллюзорной или же нет. Ганс сам видел эту ветвь. Человек, лежавший на столе, оказался… Тьюварандисом. Однако высокий фиракиец был вдобавок оскоплен, и сделала это, конечно же, не дубовая ветвь. И все же Тьюварандис еще дышал.
Губы Ганса дрогнули, однако он не издал ни звука. Вновь взглянув на мага, Шедоуспан задохнулся и почувствовал, как его нутро сжимается в комок. Он смотрел в лицо Марллу!
— Нет, я не твой добросердечный союзник по заговору. Вот он — Тьюварандис, мерзавец и предатель. Наваждение, ты помнишь? Я полагал, что твой амулет позволяет тебе видеть сквозь наведенные мною чары. Но потом ты назвал меня Тьюварандисом, и я понял, что ты видишь именно его. Я могу предстать тебе в любом обличье, вор. Уже много лет никто не видел меня в моем истинном облике. Попробуй угадать — быть может, я ужасен ликом или вовсе не имею формы?