Не говоря уже о привычной каре за его нарушение, о чем я умолчал.
Оберн опустила перо и с крайне неприязненной улыбкой обхватила цепкими пальцами кулак.
– Эрефиэль Нумьяна. Скажите на милость, я прихожу гадить у ворот вашего гарнизона? Учу командовать войском? Учу хоть чему-то, что не входит в мои полномочия?
Я молчал.
– То-то же. Если вы так неравнодушны к судьбе девочки, выскажетесь позже, а до тех пор потрудитесь уяснить, что здесь мой тронный зал. – Оберн как ни в чем не бывало вновь водрузила очки на острый нос.
Эрик безуспешно пытался давить в себе смех. Стиснув зубы, я сел.
– Все будет хорошо, – подбодрила Нора.
Далила поняла ошибку и на третий раз четко представилась как Далила Рид, дочь Роберта и Мириам Рид.
– Отлично, – смягчилась судья. – Итак, мисс Рид, вы привлечены к суду священного города Клерии по обвинению в колдовстве. – Театральная пауза. – Что скажете в свою защиту?
Девочка не отвечала, тупо уткнув глаза в пол. Секунды складывались в минуты, хрупкая тишина твердела, но Далила все не решалась подать голос.
– Если будете молчать, я вынужденно констатирую отказ сотрудничать и вынесу приговор, – сухо пригрозила Оберн.
Когда уже казалось, что чаша терпения вот-вот переполнится, послышался голос Далилы, больше похожий на отдаленный хрип.
– Я не знаю, за что здесь оказалась. В чем моя вина?
– Вы – ведьма, – улыбнулась судья так, словно весь мир об этом уже знает.
– Я понятия не имела. Хотела помочь. Вылечила друга, только и всего.
– И выкорчевали деревья голосом, – нарочито строго добавила судья.
– Чтобы защитить друзей! – воскликнула девочка. Дерзко, бойко, даже осмысленно.
Оберн хмыкнула под нос, не отдавая себе отчета, что детям грозила гибель.
– Закон есть закон, моя милая. Закону не важно, зачем вы колдовали, важен сам факт. Если дар и правда пробудился в лесу, следовало в тот же день сообщить об этом, а вы все утаили. Да и, может статься, уже давно скрывали свою натуру.
Я опять стиснул спинку, гася негодование. Ясно же: Далила – невинное дитя с трудной долей и не собирается чинить козни, не помышляет предать мир огню.
Она было хотела что-то сказать, но передумала и закрыла рот. Я больше не выдержал этого издевательства.
– Все из-за меня, – вскочил я с места. Нора на это встревоженно запричитала. Поразился даже Эрик – то ли из-за внезапной правды, то ли из-за того, как глупо я ее выдал.
– Сядьте вы! – шипела Нора, дергая меня за руку.
Оберн второй раз прижгла меня взглядом. Я стоял на уровне ее глаз.
– Объяснитесь.
– Я все знал с первой встречи: Далила мне открылась. Это я велел держать язык за зубами, чтобы избежать тяжких последствий.
Тонкая ложь. Я умолчал о рапорте Норы и что чете Рид тоже все известно.
Оберн сощурилась и так сжала губы, что они напомнили иссохшую трещину в земле.
– Если вы не лжете, ваша тайна может дорого обойтись. Так что же, Эрефиэль Нумьяна, сын Белого Ястреба и госпожи Имри? – Ее слова падали мерно, выверенно. Вершительница словно советовала передумать, пойти на попятный, а именами родителей намекнула на мое положение.
Я не отступлюсь.
– Не лгу. – В моем голосе звучала сталь.
Да, этим я действительно брошу тень на репутацию семьи, но такова плата. Отец осудит, мать – огорчится. Я давно дал слово добиваться желаемого самостоятельно, но сейчас придется обратиться к их именам.
– Смелое упорство, Эрефиэль, – вздохнула она. – Но безрассудное. Вы не оставляете мне выбора. Я вынуждена призвать вас к ответу за утаивание сведений государственной важности.
– Он лжет, – еле слышно произнесла Далила. – Я никому ничего не сказала. – Удивительно, но ее удрученный голос не дрогнул, не выдал и намека на страх. Слова сотрясли зал неожиданным весом. Однако не мужество в ней говорило, а скорее смирение перед судьбой.
Оберн прикрыла уставшие глаза и потерла переносицу.
– Советую подумать. Если Эрефиэль говорит правду, приговор можно смягчить.
– Врет, – холодно отрезала девочка. – Он ни при чем.
– Но…
– Довольно! – одернула меня Фелиция. – Подсудимая сказала свое слово, генерал-лейтенант Эрефиэль. Будьте любезны помолчать. – С какой издевкой она процедила мое имя, с какой неприязнью к званию и наследию. – Еще раз заговорите без разрешения – прикажу вас выпроводить.
Как можно не подчиниться судье? Я подрубленно, поверженно осел на скамью.
Нора сжала мне руку. Хотелось приободрить ее, обнадежить, но, что поразительно, вместо печали я увидел в ее глазах свирепый огонь. Она не опустила рук. Теперь вспоминаю, за что так ее ценил под своей командой: за неистощимый запас заразительной отваги. Бой еще не кончен, дала она мне понять – так же, как однополчанам на поле брани.