Выбрать главу

— Я там был, — пожал плечами парень. — Ничего особо не изменилось. Но из-за сильных магических колебаний никто не жаждет вновь пользоваться твердыней. Полагаю, через месяц-другой ее забросят, обольют слухами, и цитадель скоротает век в обществе перелетных птиц и любителей мрачных слухов. Я уже предвкушаю, как всякие идиоты начнут бродить по ее ярусам, чтобы найти легендарные артефакты, призраков или видимые следы прошлого.

— Пусть бродят, — позволила девушка. И замолчала, предоставив корчмарю шанс в тишине накрыть на стол.

Он поставил перед гостями эетолиту, миску просоленных сухарей, квашеную капусту и кашу с мясом. Грейн немедленно взялся за ложку. За ним наблюдали, надеясь, что знаменитый менестрель опозорится, но полуэльф ел с чувством собственного достоинства и превосходства над остальными.

Илаурэн безо всякого аппетита сгрызла сухарик, хлебнула вина и, наконец, спросила:

— Зачем я тебе понадобилась?

— На самом деле, — Грейн замер, не успев донести до рта очередную порцию каши, — я просто проходил мимо. Довольно редкое событие — Илаурэн подает голос для простых смертных. И я прикинул, почему бы не составить тебе компанию? К тому же Совет Ландары пригласил меня на фестиваль середины лета, или, как его еще называют, бессчетных звезд. Хочешь со мной? Там будут гости из Алагейи, Хасатинии, Айл-Миноре и долины ЭнНорд.

— Дриады вылезут из своих лесов ради паршивого фестиваля? — не поверила эльфийка.

— Их действия вполне ясны, — пояснил менестрель. — В ЭнНорде небо скрыто от взгляда. Дриады прячутся не только от людей, но и от драконов, от нежити, от Богов… им невыгодно чужое вмешательство. Они настолько привыкли жить в одиночестве, отрезанные от всего мира, что не представляют долину без условностей вроде границ и сторожевых постов на мостах. Не могу сказать, что они не правы. Один приход вашего короля чего стоит… говорят, кстати, будто Его Величество был весьма настойчив. И будто его мнение о дриадах сложилось после осады, а до этого исходило из дедушкиных сказок и общего пренебрежения.

— Переврали, как обычно, — вздохнула Илаурэн. — Никто не любит господина Алетариэля. Он всем кажется чересчур суровым.

— Своенравным, — поправил ее Грейн. — Всего лишь своенравным. Это разные вещи. По мне, так Его Величеству идет. Не всем же быть изнеженными кретинами.

Он сосредоточенно уничтожал еду, принесенную корчмарем. Бросил в рот единственный уцелевший сухарик, азартно им похрустел и спросил:

— Так что ты решила?

— Поехали, — бесстрастно согласилась Илаурэн. — Сама я могу и заплутать, а ты в дороге практически постоянно. На обратном пути заглянем в Шеальту, у меня там есть родственники.

— Ого, — поразился парень. — Серьезно?

— Да. Бабушка и племянница. Они тебе понравятся.

— Господин Грейн, — окликнула менестреля Хита. — Вы уже закончили? Готовы продолжить?

— Что? — рассеянно уточнил тот. — А-а-а, вы об этом. Рэн, ты мне гитару не одолжишь?

— Бери. — Эльфийка вручила ему легкий инструмент Мрети. — Но береги ее. Уронишь или умудришься порвать струну — я засуну твою голову в корпус и натяну новую прямо поверх.

— Ты, как всегда, невероятно грозна, — рассмеялся парень.

Он гордо прошествовал к стойке, сел на высокий стул для любителей пива и разговоров, повернул его так, чтобы зрителям со всех сторон было удобно лицезреть песнопевца. Затем заиграл, и сделал это гораздо правильнее Илаурэн. Недовольно скривился, подкрутил колки и объявил:

— Я спою вам одну из лучших песен, переведенных Мретью. В родном королевстве ее называют пророчеством возрождения.

Разномастная публика затихла. В приоткрытую дверь заглянул некто в тяжелом черном плаще, встал под стеной, скрестив руки на груди.

   — Оттуда, откуда приходит солнце,    где криком бьется морской прибой —    оттуда, слышите, он вернется,    оттуда, знайте, придет домой.
   Он был убит, осквернен и предан,    он был распят на семи цепях.    Никто о нем никогда не ведал,    но — сквозь столетия — будет так:
   переступая огонь и воду    он возвратится — и будет строг.    И под сияющим небосводом,    на перекрестье семи дорог,
   взойдут ростки бесконечной боли,    ростки смертей, предвещая ночь.    И все вокруг захлебнется кровью,    и ужас будет не превозмочь;