— Сначала доешь кашу.
В модуле исправно работают циклы жизнеобеспечения и воспроизводства продуктов. Но слова Мораль я так и не обнаружил в блоках памяти компьютеров.
Я выпросил у Вергилия кассету с Данте. Только звукоряд, без изображения. Данте напомнил мне, что Чистилище — оплот мысли, самосовершенствования и надежда.
Когда Роман засыпает, выбрасываю таблетки и отдаюсь бессоннице, в мое сознание вливается боль, безлюдье уничтоженного мира и мое одиночество. Каждую ночь я тщетно вожусь с кнопками и сенсорами, с экранами, прослушиваю все диапазоны в поисках живой души. Кого-нибудь из шести миллиардов. Сколько из них выжило? Что с моими детьми? На экране — серпик Луны. Вспоминается летняя ночь, парк старого замка, который я рисовал давным-давно. Разгоряченное лицо молодой женщины, выбежавшей из подвала, где пылал камин. Мы с ней говорили о других мирах, странном их молчании. Чувствовали себя в этот миг причастными к мировой истории. Девушка мимолетно прикоснулась ко мне, и я до сих пор помню это прикосновение. В небе светила Луна, потом облако закрыло ее.
И ничего этого уже не существует?
Существует один лишь землянин, вот он, рядом со мной. У Вергилия есть для него любая одежда и обувь. Малыш помаленьку вырастает, а я понемногу умираю на орбите.
Куда подевались все спутники и орбитальные станции? Сгорели? Невидимые лучи? Этакая звездная, война? Тишина, медленное умирание и проклятый неутомимый компьютер, ожидающий у адских врат, когда на Земле придет в норму радиация.
Я ненавижу тебя, Вергилий.
Вергилий — бог. Так считает Родион. Вергилия невозможно увидеть, его можно лишь слышать. У бога есть свои обряды. Это ежедневные обследования бога и нас, тесты. Стереотипные вопросы и ответы. Роман заучил их. Повторяет, как литанию: Вергилий могуч. Он указывает нам, что нужно делать. Бдит денно и нощно, регулирует силу освещения, управляет сменой дня и ночи.
Меняются лишь лозунги дня. Каждый день имеет свой лозунг. Это все Вергилий. Десятки психологов с учеными степенями и с бору по сосенке собранных философов трудились, чтобы насытить программу лозунгами, которые помогут нам выжить: ЭТО УТРО ПРИНЕСЕТ НАМ ЖЕЛАЕМОЕ… С УЛЫБКОЙ ЛЕГЧЕ ШАГАТЬ… ВСЕГО ЦЕННЕЕ ГОСПОДСТВО НАД САМИМ СОБОЙ… СЕГОДНЯ Я СВОБОДНЕЕ, ЧЕМ БЫЛ ВЧЕРА… ЖИВЕМ, ИБО ЖЕЛАЕМ… ЧЕЛОВЕК СОВЕРШЕНЕН…
Вот так. Роман открывает глаза. Вергилий, этот недоучка, всемогущий и всеведущий компьютер, подбрасывает нам изречения философов прошлого, как кости, подсовывает надерганные где попало искаженные обрывки.
— Я храню все, что заложено в моей памяти. Оберегаю тебя. Ты обязан исполнить свою миссию, если доживешь.
Нестерпимо хочется, чтобы лазерные орудия испепелили нас и заставили умолкнуть этого всеведущего бандита.
— Вергилий разрешил нам полетать, — ликует Роман. Робот БАИ надевает на него скафандрик.
Сначала Вергилий выдвигает анализаторы. Окружающий космос чист, как слеза.
— Идем купаться! — прыгает от радости Роман.
Наша купель — космос. Плаваем в пространстве возле модуля. Он громаден, исполинский выпуклый конус. Голова у меня кружится. Я никогда не, перейду в ту веру, что исповедует Роман. Ни за что.
Мы долго плавали в пространстве. Роман визжал от восторга, так что дребезжали мембраны в скафандрах. Я же грустил по другому живому существу. По женщине. Беатриче, где ты?
Я обогнул модуль, чтобы посмотреть на Луну и Марс. Никаких признаков жизни.
Земля под нами уничтожена самое малое на восемьдесят процентов.
Вергилий анализирует причины гибели Земли. Нарушение законов. Объективных законов природы. Он подробно раскладывает все по полочкам. Анализирует. До катастрофы не дошло бы, если… На экранах вспыхивают уравнения, чертежи. Романа забавляет их пляска. 40 процентов на долю нарушения экологического равновесия, 60 — на долю человеческого фактора, 22 процента на случайности — нервные стрессы, фрустрацию, неодолимую агрессивность. Я хочу отключить лекцию, но Вергилий не дает. Виной всему — непорядок, вещает он. История — это прежде всего организованность.
Прямо-таки эпохальное открытие…
Я зажмуриваюсь, затыкаю уши. Вергилий поет хвалу организованности. Все, о чем он говорит, давно исчезло, погибло в корчах и пламени.
Лицо мне сводит гримаса гнева и беспомощности. С трудом удерживаюсь от слез.
Роман озабоченно смотрит на меня, потом принимается щекотать:
— Не спи, папа!
Развиваем бурную деятельность.
— Пора переходить к следующему этапу программы. Будешь исследовать возможности заселения Земли.
— Я один должен ее заселять?
— С малышом.
— Без женщин?
— Женщины предусмотрены, — говорит Вергилий. — Вспомни о зародышах в гибернаторах.
Меня тошнит. Хорошо, что малыш спит.
Головастики. Ночью снятся головастики, маленькие, черные, хвостатенькие. Мальчишками мы их ловили в илистых лужах по берегам озера в Ставнице. Несли их домой в баночках, наигравшись, выпускали в ручей.
Прогулка. Космическая купель.
В уши вонзается пронзительный звон.
— Тревога! Тревога! Возвращайтесь к модулю! — кричит компьютер.
Возвращаемся. Робот БАИ принимает у нас скафандры, и я бросаюсь к пульту.
Сигналы. Включаю А-1.
На экране — молодое женское лицо. Ирена.
Девушка, которую я встретил на вернисаже давным-давно, которой писал из Замка творчества, что рисую ее по памяти.
— Я одна. Компьютера у меня нет. Меня запустили в последнюю минуту.
Потом она появляется на экране в полный рост, во всей красе. Она в облегающем комбинезоне, парит в маленькой каютке, гораздо меньше наших. Я старательно нажимаю клавиши. Кабина приближается к нашему модулю…
— Внимание! Внимание! Соблюдайте осторожность, — вклинивается Вергилий. — Никаких контактов. Клонированное существо. Враг. Безответственно, односторонне запрограммирована. В случае попытки контакта блокирую каналы связи и шлюз, открываю люк в Ад.
Меня охватила злость. Я почувствовал себя свободным от власти Вергилия. И закричал:
— Слушай, ты, всеведущий! Тебя кто-то запрограммировал на Чистилище, на “Божественную комедию” Данте, но пора с этим кончать! Помнишь тридцатую песнь Чистилища? — я показал на экран с прекрасной Иреной. — Посмотри! Появилась Беатриче. С Вергилием покончено, ты понял? Он больше не нужен. Дорога в Рай проходит через воды Леты, которые смывают память. Твою память, скотина! Потом мы окунемся в воды Евфрата, которые вернут память о красоте, добре и справедливости, только о них. Но тебя там не будет. Ты нам не нужен, Вергилий!
Я перевел дыхание. На меня смотрели удивленные глаза Ребенка и Женщины.
Меня развеселила мысль, что отныне я не боюсь думать, размышлять. Мы рассмеялись все трое. Я был растроган.
Я уже стар, не так уж много времени мне осталось. Пора решаться.
Из этих двух я воспитаю настоящих людей. Пусть доживут и не утратят надежды на обретение Рая.