Холм оглаживает внутреннюю сторону бедра Тарьея, покрывая пламенными поцелуями тощий живот, и ползёт вверх. Сандвик улыбается так ярко, что у Хенрика фейерверки перед глазами взрываются, рассыпаясь где-то под рёбрами лоскутками страсти. И Хенрик плывёт, светится, заражает своей лихорадочно-нежной улыбкой, переливающейся счастьем. Тарьей несмело кивает, зовёт, приглашает, и у Холма кончается терпение. Он крепко сжимает бёдра Сандвика, дразняще проводит головкой члена между ягодицами и входит одним резким движением.
Тарьей гортанно постанывает с каждым новым толчком, закрывая глаза от наслаждения, и тонет в Хенрике без остатка. Кажется, Сандвик не видел его целую вечность, а прошло от силы три недели. Так долго хотелось заполнить эту щемящую пустоту внутри, в щепки разорвать страхи и снова почувствовать себя нужным. В подкорке мозга золотисто-желтым зашиты до боли знакомые черты лица, бархатные худощавые руки и губы слаще мёда. Текучий лёд в глазах сменился прежним блеском бирюзовой пастели. За этот влюблённый взгляд можно всё отдать.
Тишину разрезает лишь волна шумных вздохов и шелест простыней под разгоряченными телами. Хенрик сжимает бёдра Сандвика почти что до синяков, вколачивается размашисто и жёстко, собирая с его губ палящее желание, крупицу за крупицей. Тарьей кончает, когда Хенке сжимает его член рукой — стонет долго, в голос, не сдерживая себя. Он сжимается, как под языками колючего пламени, и его кожа нагревается, искрит. Хенрик кончает с именем Тарьея на губах, растягивает по буквам, шепчет так сладко, будто на последнем дыхании.
Хенрик обессилено падает на кровать рядом с Тарьеем, успокаивая клокочущее дыхание, и оставляет на его губах короткий поцелуй. Тарьей льнет к нему, прижимается всем телом, боится оторваться даже на мгновение. Счастье находи́ться рядом с любимым человеком не сравнимо ни с чем. Чувствовать жар его тела, вдыхать его запах, видеть его сияющие глаза. Хенрик мысли читает по одному лишь взгляду — обнимает Тарьея за шею, нежно гладит его ещё совсем короткие волосы и улыбается куда-то в макушку. Они больше не вспомнят, что значит одиночество.
*
Прошло полгода
Тарьей с запалом читает интервью в журнале, расположившись на коленях у Хенрика, и всячески пытается игнорировать гневное сопение над головой. Холм ему и так всё утро покоя не даёт с этой проклятой статьёй, которую посвятили им обоим. Название ещё такое хитроумное, причудливое: «Сердце Хенрика Холма покорил парень с одиночеством в глазах». Утром Сандвику с трудом удалось отвоевать у парня этот злосчастный журнал, потому что тот намеревался спустить его в мусорное ведро. Чтобы якобы неудачные фотографии из совместной фотосессии не мозолили ему глаза. А его не смущает тот факт, что у этого модного журнала миллионный тираж? К тому же у Тарьея никто разрешения не спрашивал, когда за шиворот тащил в фотостудию, слёзно упрашивая подтянуть карьеру им обоим.
— Господи, не показывай мне эти позорные фотографии! — Хенрик недовольно цокает языком и прибавляет громкость на телевизоре. Взлохмаченный, насупленный, раздраженным. Так и источает всем своим видом ядовитое возмущение. Будто у ребёнка конфету отобрали. А ведь сам же втянул их в это болото.
— Эй, что тебе не нравится? — Тарьей со злобно-насмешливой улыбкой пихает Холма в бок и чуть ли не носом тыкает его в фотографии. Они же здесь вместе, красивые и такие влюблённые, — больше ничего не нужно. — Я вообще-то тоже на них есть.
— Я соглашался только на интервью, — Хенрик тянется к Тарьею за поцелуем, но тот неожиданно уклоняется. Ему нравится дразнить Холма, ему нравится впитывать кипучую злость в его глазах, слизывать пламенную страсть с его губ. А Хенрик выглядит не на шутку возбуждённым. — Зачем я только согласился представлять наше агентство…
— К тому же ещё и меня за собой поволок, — Тарьей жадно рассматривает фотографии, но Хенрика к себе всё-таки подпускает. Никогда не хватает смелости мучить его слишком долго, а без прикосновений у него вообще крышу сносит. — Я же не модель.
— Ты — мой парень, Ти, и я хотел, чтобы ты был со мной рядом в такой ответственный день, — Хенрик правой рукой обнимает Тарьея за плечи и пристально впивается глазами. Он всегда так делает, когда пытается донести что-то крайне важное, и Сандвику это нравится. Завороженно смотреть ему в глаза — сверкающе-голубые и бездонные. Ловить его каждое слово. Держать его за руку. Быть рядом с ним каждую гребанную секунду, потому что по-другому и быть не может. — У нас же теперь одна жизнь на двоих.
— Ты так говоришь, как будто мы уже женаты, — Тарьей издаёт нервный смешок и натыкается на подозрительно серьёзный, цепкий взгляд.
— В ближайшем будущем обязательно, — решительно заявляет Хенрик, откидываясь на спинку дивана. Укутывает Тарьея в своих объятиях и нежно целует в висок. Так целомудренно и робко, что у Сандвика кожа мурашками покрывается. Потому что у них всё серьёзно. Потому что они уже полгода вместе.
Тарьею даже подумать страшно о том, что когда-нибудь всё изменится. Они станут старше, перейдут на тот новый уровень, когда уже пути назад не будет, потому что всё слишком серьёзно, потому что слишком крепко связаны. Дорогу назад уже давно никто не ищет. Со времён их первой ночи, когда Сандвик официально представил родителям своего парня. Это было до ужаса неловко, странно и местами смешно, но Тарьей выдохнул с облегчением. С его плеч свалилась самая тяжёлая ноша. Теперь всё ощущается по-другому, и Тарьей точно знает, что без Хенрика у него будущего нет.
— Я не хочу себе в мужья балабола, — отшучивается Тарьей, пряча залитые румянцем щеки в ладонях. Он хочет себе такого мужа, ещё как хочет.
— Ах, вот так, значит? — Хенрик обиженно надувает губы и отодвигается почти что на край дивана. Расплывшуюся на губах улыбку скрыть не получается. Он уже думать забыл о журнале, об их с Тарьеем интервью и фотографиях. Рядом с ним он обо всём забывает. — Я к нему с самыми серьёзными намерениями, а он — в кусты.
— Перестань возмущаться и прочитай лучше мой ответ на последний вопрос интервью, — Тарьей показательно громко раскрывает журнал и указывает пальцем на последний абзац. В этих строчках его глубокие чувства пускают корни, прорастают, цветут, без шуток и без лакировки. Только голая правда. Черным по белому выписана его любовь.
— «Тарьей, почему вас называют парнем с одиночеством в глазах?»
— Ответ ниже, читай вслух, — Сандвик нетерпеливо ерзает на диване и косится на Хенрика. Он испытывает его терпение, нагло дёргает за ниточки обострившихся чувств. Как был засранцем, так и остался. Любимым засранцем.
— «На самом деле меня так называл только Хенрик, когда мы ещё даже не встречались. Рядом с ним я понял, что никогда больше не буду чувствовать себя одиноким. Потому что Хенрик — особенный человек: он умеет любить искренне, бескорыстно, всем сердцем. Он помог мне понять, чего я хочу от жизни. Я хочу настоящего счастья, хочу семью. Я хочу всегда быть рядом с Хенриком».
— Я люблю тебя, — сдавленным голосом тянет Хенрик и впивается в губы Тарьея томительным поцелуем. Требовательно кусает губы, опаляет шею жарким дыханием, с привкусом утреннего кофе, и Сандвик плывёт. Полностью отдаётся его рукам, с наслаждением закрывая глаза. Его сердце неистово колотится в груди, стучит по ребрам, рвётся навстречу Хенрику и оседает звонким ритмом у него в груди. Одно сердце на двоих.
Парня с одиночеством в глазах больше нет. Тарьей стал мужчиной с любящим сердцем, чью любовь будет вечно охранять Хенрик Холм.
Конец.