Индеец наклонился над дырой в стене, достал стеганое одеяло, прожженное во многих местах, закутался в него и лег под теплую струю. Он знал, что усталость скажется очень скоро.
Он лежал и думал: «Вот такой Гольфстрим благоуханий — лучшее снотворное в мире. Слава богу, ни один иллюстрированный журнал не догадался покуда разрекламировать его. Это наша тайна — моя и швейцара, а швейцар никому ничего не откроет, раз я играю ему все, чего он только ни попросит. Пожалуй, не один миллионер, из тех, кого замучила бессонница, с удовольствием заплатил бы мне за рецепт моего снотворного. За снотворное из воздуха, который много раз проходил сквозь легкие других людей, много раз касался фраков и смокингов, из воздуха, который смешался с ароматом целых батарей кампари и виски, джина и мартини».
Индеец прислушался. Вместе с низким гудением вентилятора до него доносились обрывки песен, смех, звон бокалов.
«Воздух уже сделал свое дело, — думал индеец. — И все-таки, даже сделав свое дело, воздух очень добр ко мне и щедро одаряет меня, бродячего музыканта, прежде чем развеяться по континенту. Всю ночь он будет добр ко мне, покуда игроки не встанут из-за столов, а девушки — с высоких табуретов. Пусть им везет, очень везет, игрокам и девушкам. Пусть везет всем людям».
Швейцар заглянул в пещеру и наклонился к музыканту.
— Элиас! — тихо окликнул он.
Но музыкант уже спал.
Тогда швейцар положил возле него целлофановый сверток — несколько гренков и индюшачью ножку, — который ему дали на кухне, и снова занял свое место под навесом крыльца.
— Как же так, без ужина, — пробормотал он и сокрушенно покачал головой.
Одного цвета
Арон Камбер предпринял еще одну попытку.
Я и не думал, что Рейн такой элегантный, — сказал он. — Такой гибкий. Такой стройный. Настоящий юный сердцеед. Не то что Миссисипи у нас в Джимбли… Она такая неповоротливая, неуклюжая, совсем без изгибов. Как толстая миссис… — Камбер выждал, не засмеется ли Джек Дроус.
«Все-таки приятнее, если Джек засмеется первым, — подумал он, — а я тогда подхвачу».
Но Дроус не засмеялся.
«Попробуем еще», — решил Камбер.
— …Как толстая миссис, которую все домашние называют Сиппи и которая слишком увлекается взбитыми сливками.
Дроус и тут не засмеялся. И тогда Камбер решил смеяться в одиночку. Он удивился, как громко это у него получается. Несколько человек засмеялись вслед за ним.
Дроус даже не улыбнулся. Он достал пакет с сухим пайком, развернул коричневый пергамент, вытащил оттуда сырную галету и сердито надкусил ее.
«Нет, к Дроусу не подступишься, — с грустью подумал Камбер. — Мог бы хоть сейчас, перед атакой, поговорить со мной. В конце концов, оба мы из Джимбли. И если с одним из нас стрясется что-нибудь в этой европейской мясорубке, другой сможет зайти к родным и сказать им обычные слова утешения, которых они так ждут: «Я как раз был при этом. Он бежал впереди всех и первый атаковал предмостное укрепление. Его пример увлек всю роту. Пуля сразила его наповал, прямо в сердце. Он совсем не мучился…» Нет, не пойдет Дроус к моим родителям и не станет им ничего рассказывать. Для него негры хуже чумы. С первого дня он и словом не перекинулся ни со мной, ни с другими неграми в нашей роте. Может быть, белые в Джимбли какие-нибудь особенные? Я сам слышал, как Дроус сказал другому белому: «От негров воняет». Тот только постучал себя пальцем по лбу. Но Дроус по-прежнему меня не замечает. А вдруг я сегодня совершу что-нибудь необыкновенное? Например, возьму в плен двадцать немцев да еще генерала в придачу. До сих пор мы были в резерве, а теперь мы на передовой. Позиции фрицев напротив развороченных виноградников. Мы должны отбросить врага на противоположный берег Рейна. Простой и доходчивый приказ, выполняй, и все тут. Что это, никак лейтенант уже подает сигнал? Нет, просто засовывает себе в рот жвачку. А станиолевую обертку он скатал в шарик и двумя пальцами расплющил о каску Дроуса. И Дроус рассмеялся. Теперь-то он смеется. Еще бы. Когда шутит лейтенант, он смеется».
Камбер втянул голову в плечи. Штурмовики пронеслись над исходными позициями. Смертоносные орудия с ревом обрушились на окопы немцев. Серые птицы спикировали несколько раз, уверенно и злобно, прежде чем скрыться за жмущимися друг к другу холмами.
Камбер увидел, как первая волна атакующих хлынула на светло-зеленые виноградники. С берега донеслось яростное тявканье. Недружное, захлебывающееся. Несколько солдат споткнулись и остались лежать на земле. Будто какие-то насекомые оливкового цвета напали на виноградник.