— Меня зовут Иссоп с двумя «с» и Тоттенашке с двумя «т», — тихо ответил Иссоп и добавил, слегка возвысив голос: — А вовсе не коринка в какашке.
Иссоп знал, что такое коринка и что такое какашка — тоже.
Буптек помахал лопаткой над рыжеватой головой Иссопа и продолжал насмехаться.
— Иссоп с двумя «с» подох и облез.
Затем воткнул свое орудие в песок возле Иссоповых ног и приказал:
— Копай, холоп!
— Сам ты галоп!
— Ты хуже меня и должен делать, как я велю, — сказал Буптек.
— Ни капельки не хуже, — сказал Иссоп.
— А вот хуже, — сказал Буптек.
— Почему? — спросил Иссоп, который без раздумий согласился бы выполнить за Буптека любую работу, не вздумай тот осмеять его имя. Но Буптек недаром жадно внимал «народным» речам своего отца. Буптек настаивал.
— Почему? Да потому, что ты никуда не годишься. У тебя не светлые волосы.
— Рыжие лучше светлых, — отвечал Иссоп. При этом он ничего конкретного не думал. Будь его волосы зеленого цвета, он отдал бы предпочтение зеленым.
Теперь пришел черед задуматься Хорсту-Герману Буптеку. Он думал, думал и сказал:
— Я спрошу отца. Он все знает, и еще у него есть много новых книжек.
Иссоп устыдился. В их хозяйстве книг не водилось, ни старых, ни новых. Наконец через несколько ударов испуганного сердца Иссопу вспомнился спасительный кладезь духа, из которого могла черпать также и его семья.
И Иссоп пошел с козыря.
— А мой отец тоже все знает. Мы получаем «Сан-Лео-Блатт».
Красноречивая, насыщенная грозовым электричеством тишина вторглась между мальчиками. Иссоп сказал то, что надлежало сказать. В этой газете печатались анекдоты, радиопрограмма и всякие божественные притчи. Тягаться с такой универсальностью было непросто хотя бы и сыну учителя. Действительно, Буптек только и смог сказать:
— Чокнутый, как Чокке.
После чего Буптекова лопатка обрушилась на Иссопов нос, лоб и очки.
Молния рассекла мир, и побеги ее одновременно ударили в небо и в песочницу. Заводские трубы на горизонте раздробились на множество частиц, цветочная клумба переместилась на развешенное для просушки белье, ослепительно белое зарево вспыхнуло вокруг беседки, черноволосый ангел, взмахивая распростертыми крылами, перелетел через курятник, держа курс на Иссопа, а Иссоп, который вдобавок ко всему слышал дивное звучание шарманки и контрабаса, с радостной улыбкой взирал на преображенный мир. Ведь без сноровки трудно разглядеть четырьмя десятками глаз, что делается вокруг тебя. Вот он и стоял, зачарованный фантастическими картинами расколотой действительности.
Стоял, пока не ощутил вкус крови. Пока чья-то рука не сняла с его глаз разбитые очки. Пока черноволосый ангел, оказавшийся при ближайшем рассмотрении матерью Хорста-Германа Буптека в цветастом халате, не возопил:
— О боже, о боже, Хорсти сделал тебе больно, да?
Этот ненужный вопрос разбудил боль, накопившуюся в сознании Иссопа. На считанную долю секунды его охватил гнев, и он был уже готов запустить в Хорста-Германа свои формочки. Но учительский сын сумел использовать краткосрочный период мечтательности пострадавшего, чтобы спастись бегством, и тем лишил Иссопа возможности отомстить незамедлительно. Поэтому избитый решил уронить формочки, экономно — чтобы надольше хватило — зареветь и побежать домой. Рядом семенила цветастая и растрепанная мать Буптека. В правой руке она держала причудливо изогнутую оправу. Отец Иссопа мрачно встретил своего подпорченного первенца. На произнесенные нежным шепотом извинения учительши он только кивнул. Иссоп приглушил свой рев, чтобы послушать, о чем у них пойдет речь.
— Ах, какое счастье, что не в глаз. Муж, конечно, конечно же, откупит вам очки и накажет Хорста. Слава богу, с огрублением молодежи теперь покончено. Начинается новое время. И хайль Гитлер.
— До свиданья, — ответил старший Тоттенашке и, когда халат скрылся за дверью, добавил еще: — Чокнутый, как Чокке.
Затем он взглянул на сына, и во взгляде его смешались презрение и печаль. Мать же тем временем пыталась унять кровь, текущую у Иссопа из носа.
Чтобы больше не чувствовать на себе взгляда отца, Иссоп, покуда мать колдовала над ним, закрыл глаза и ушел в размышления. Один вопрос тянул за собой другой. Почему Хорст-Герман Буптек так внезапно обрушил свою лопатку на голову Иссопа? Почему взрослые вечно талдычат о новом времени? Почему некоторые из них говорят «хайлитлер»? Что означает «чокнутый, как Чокке»? Не открывая глаз, Иссоп спросил: