Впрочем, Эйе никогда не завидовал Эхнатону. Аменхотепа IV он просто боялся. В этом не было ничего предосудительного, так как его боялись все, даже жена, его безумно любившая, и все шесть родившихся потом девочек. Три умерли еще в детстве — их забрала чума, свирепствовавшая тогда в обоих Египтах[10].
Нефертити! Эйе все время думал о ней, иссыхая долгие годы в безысходной пламенной страсти. Десять лет своей жизни он принес бы в жертву могущественному Ра[11] за одну ночь с этой неземной красавицей.
Вспомнив Тутмоса, он вновь налился ненавистью, Надо будет как-то очернить их в глазах фараона, отомстив одновременно и Тутмосу, и Нефертити, отвергнувшей его, Эйе, и Тутанхамону, везде и всюду унижающему его.
Вошел темнокожий слуга и доложил об Упнефере.
— Пусть войдет, — распорядился Эйе и сел за рабочий стол.
Исполнительный Упнефер бесшумно юркнул в комнату, держа за руку испуганную смуглолицую рабыню.
Эйе недовольно поднял брови.
— Истерим? — коротко спросил он.
Рабыня утвердительно кивнула, со страхом следя за каждым движением всесильного сановника.
— Ты свободен, Упнефер, — безразлично сказал он.
Упнефер почтительно склонил голову и попятился в выходу.
— Сядь, красавица. Кто твой хозяин?
— Гончарных дел мастер, господин, — залепетала та.
— Как его зовут?
— Собекмос.
— Сколько он заплатил за тебя?
— Я не знаю, — доверительно ответила рабыня, чувствуя, что сюда ее привели по какому-то другому поводу.
Эйе вновь встал и принялся расхаживать по комнате, производя впечатление глубоко задумавшегося человека, занятого исключительно государственными интересами. Исподволь он разглядывал молодую рабыню, похожую на не сорванный пока цветок. Рабыня сидела на коленях, отчего тонкое белое полотно ее одежды причудливо облегало крутые до восхищения бедра.
И этой красоткой будет обладать брат моего врага, завистливо подумал он и неожиданно повеселел. Сливки будут мои, утешил он себя.
— А захочет ли он продать тебя, этот твой Собекмос? — спросил он, остановившись перед ней.
— Не знаю, ничего не знаю. Но он не прикасался ко мне.
— Значит, ты стоишь дороже, — полуутвердительно, полувопросительно произнес Эйе, отходя от нее и садясь за стол. — Вот что, красавица. Я хотел бы тебе помочь, хотя владыка великого Египта запретил куплю-продажу рабов. А ты, как мне известно, хочешь выйти замуж?
Рабыня, сидевшая с опущенной головой, склонилась ниже.
— Как зовут твоего избранника? — повелительным тоном спросил Эйе.
— Уна.
— Обещаю помочь, если будешь слушаться меня.
— Буду, — прошептала рабыня.
Эйе вздрогнул от неожиданности. Неужели легкая победа?
— Уна не должен ничего знать.
Рабыня задрожала от зловещего намека. Сделав усилие над собой, она залпом выпалила:
— Я честная девушка, господин.
— Рабыня, — деловито поправил Эйе.
— Да, рабыня. Но рабыня честная, — не сдавалась та.
Эйе решил сменить тактику.
— Ты должна мне принести разрешение от своего хозяина, если он согласен на выкуп. Кстати, чем ты выкупишь себя? У тебя ведь нет ни золота, ни серебра.
Она растерянно повела плечами и промолчала.
— А я бы мог тебя выкупить в обмен на твою покорность. Выкупил бы и отпустил бы с миром. Что скажешь?
— Мне нечего сказать, господин. У меня за душой нет и меди.
— Вот видишь, — оживился Эйе, но быстро взял себя в руки и продолжал сдержанней. — Я дам тебе много золота, и ты будешь счастлива со своим Уной. Если захочешь, введу его в хонты.
— Я, право, не знаю, — заколебалась Истерим.
— Не бойся могущественного Эйе. Подойди к нему, дитя мое, — пропел он, чувствуя, что инициатива переходит к нему.
Рабыня, потоптавшись немного, нерешительно подошла к нему и стыдливо отвернулась.
— Будь поласковее со своим господином, — прошептал он, обнимая ее за бедра.
Рабыня от неожиданности отпрянула, но в следующее мгновение оказалась в железных тисках озверевшего от одиночества мужчины, который грубо начал срывать с нее одежды.
— Не надо, — взмолилась она, чувствуя бессмысленность сопротивления.
— Я сделаю тебя жрицей, — задыхаясь от волнения, выдавил он и, подхватив ее, обреченную, на руки, потащил в смежную комнату, в открытую дверь которой виднелось широкое ложе, увенчанное с четырех сторон золотыми уреями[12].
Личный советник фараона Маи пребывал в отличном расположении духа. По его просьбе Небхепрура назначил сына своего советника правителем Южного Она. Радости старика не было границ. Честный и порядочный Маи таким же воспитал и собственного сына.