Я засмотрелся на то, как она пишет, и не услышал вопроса.
— А?
— Я сказала, — начала повторять она без тени раздражения, скорее, с профессиональной терпеливостью, — интересная история.
Я потер указательным пальцем повязку над бровью.
— С тобой рядом было трое друзей, и они помогли тебе…
— А потом я их отпустил.
— А потом ты их отпустил, и у тебя появились три новых друга…
— И я от них ушёл, чтобы посмотреть, что ещё осталось.
— Что стало с Фелисити и её братом Полом?
— С ними все в порядке. Помощь подоспела к ним меньше, чем через час.
— А с Калебом?
Я улыбнулся.
— Учёные изготовили антидот и к следующему вечеру распылили его над всем городом. Калеба нашли там, где я его оставил. Он… он поправился, как и остальные.
Не произнося ни слова, докторша что-то молча черканула в моей истории болезни. Явно предполагалось, что тишину должен нарушить я.
— Что вы хотите от меня услышать? Что превращение Калеба в Охотника и его исчезновение из моей жизни — это всё равно как уход моей матери?
Она не шелохнулась. Так и смотрела молча.
— Или вы считаете, что трое друзей из метро символизируют членов моей семьи?
— Это так?
Я мотнул головой. Я не думал о подобной ерунде. А вдруг это на самом деле так? Черт, до чего угодно можно дойти, если присматриваться и вдумываться! Получается, выстрел в того Охотника символизирует убийство моего прежнего «я», прощание с детством? И я свалил вину на Дейва, потому что никак не хотел переходить на новую ступень? Значит, у меня не получилось выстрелить в Калеба, как он просил, потому что…
Я резко оборвал внутренние рассуждения, потому что докторша снова взялась за записи: у неё уже сложилась своя точка зрения на мою историю. Бумага в папке у неё на коленях приятно шуршала под порхающей шариковой ручкой. Докторша посмотрела на меня и на мгновение задержала взгляд на моих сцепленных в замок пальцах.
Я сказал:
— Я не знаю, что вы хотите от меня услышать.
— Говори о том, о чем тебе хочется говорить.
Я обвёл глазами кабинет: нет, я не надеялся отыскать здесь вдохновение, скорее, хотел унять раздражение из-за того, что она тянет из меня вещи, которые я запрятал поглубже и понадежнее, если вообще когда-либо начинал о них думать. Справа от завешенного жалюзи окна, в рамке, висела копия старой гравюры со стихотворением «Тигр».
— Что значат эти слова: «соразмерный образ»? — спросил я.
Она посмотрела на гравюру, улыбнулась, посмотрела на меня.
— Ты об этой гравюре? А для тебя что значат эти слова?
Глядя на гравюру я вспоминал, как при первой встрече постоянно повторял за Фелисити целые фразы. На гравюре был изображен тигр под деревом, на ветвях которого покоились написанные от руки строфы.
— Ну, может, соразмерность как-то связана с равновесием, гармонией? — предположил я. — Странно, что слово «тигр» написано с большой буквы.
— Может, это стихотворение не о тигре вовсе. По крайней мере, не просто о тигре, — внимательно глядя на меня, произнесла она. — Может, Блейк задумал его как метафору.
Она подошла к книжной полке и сняла с неё старый, зачитанный томик; когда-то красная тканевая обложка потрепалась до дыр на углах. Калеб любил книги. Что бы он сказал об этой? Докторша листала страницы, и было видно, она знает, что ищет. Открыв нужный разворот, она протянула мне книгу.
Стихотворение, висевшее в рамке на стене, оказалось мелодичным, совсем несложным, и при этом глубоким.
— Думаете, метафора?
— Почти все стихи и книги основаны на метафорах.
Я улыбнулся. Пытается меня подловить. Что ж, я не против. Я вообще могу так весь день ходить с ней по кругу. Я вернул книгу.
— Напомнило мне стихотворение Эдгара По. Кажется, называется «Один». Последняя строчка не дает мне покоя: «…в демона преображалась», — сказал я и взглянул на докторшу. Она, вертя между пальцами шариковую ручку, смотрела на меня, и по лицу нельзя было понять, о чем она думает.
— У тебя ведь есть мысли, что может символизировать демон, правда?
Я кивнул. Докторша немного оживилась.
— Что ты на счет этого думаешь?
Я закрыл глаза.
— Что ты нашёл?
Хороший вопрос. Только я хотел дать ответ на него прежде всего самому себе и только потом говорить об этом со своей мозгокопательницей. Я представил, что передо мной вновь стоят друзья: они пришли узнать, как я себя чувствую. Я нашёл дружбу, которая никогда не оборвется, которая сохранится навсегда, которая будет длиться вечно, что бы ни случилось.