Хмурым, пасмурным утром субботы Элисон, проснувшись, обнаружила в своей спальне уже два больших букета, на этот раз состоящих из нескольких белых роз, лилий и хризантем. На аккуратно сложенном листке бумаги размашистым почерком было записано:
<center><i>Вам проще нет разок мигнуть,
Махнуть рукой туда-сюда.
Так дайте знак какой-нибудь,
Чтоб мне понять: «нет» или «да».</i></center>
Устало покачав головой, девушка вздохнула и, бросив последний бесстрастный взгляд на букет, выбралась из постели и принялась за утренний туалет.
Её молчание, нежелание общения и отсутствие даже самого малого намёка на прощение были непонятны даже Луису. День за днём и час за часом он убеждался, что Ривз младший стал более уязвим, чем когда-либо. Он также ощущал, что сочувствует Александру, так как кроме страданий сестры видел страдания и её мужа. Но Элисон упорно не хотела сносить стену, которую выстроила вокруг себя и своего будущего ребёнка.
Целую неделю Алекс пытался заставить её сердце оттаять цветами, записками, взглядами, призывающими к перемирию, но гордость брала своё. Они засыпали в раздельных, холодных постелях, думая друг о друге и о будущем, а на следующий день всё начиналось сызнова.
Одним из самых тяжёлых испытаний для Александра стала встреча с экономкой. Эта женщина, когда бы она ни увидела его, всегда одаривала мужчину едва ли не умоляющими взглядами. И вела она себя по отношению к нему не хуже родной матери. Такой искренний заботы Александр не помнил за все три года жизни во Франции. Миссис Уоллес, казалось, была единственной, кто искренне готов был принять блудного Ривза назад без каких-либо объяснений. А он не мог перестать ощущать скованность и отчаянно притворялся смущённым рядом с этой женщиной.
Элисон почти не выходила из своей комнаты, а её упрямство и обида бесили Александра и, к несчастью, слишком сильно повлияли на него в эти тяжёлые дни, когда он пытался привыкнуть к обществу и вспомнить прошлую жизнь. Сама того не понимая Элисон заставила своего мужа вдоволь помучиться. И восемнадцатого сентября он слёг с сильной мигренью и ужаснейшим кашлем.
Болезнь была странной, и, по словам одного знакомого лондонского профессора, всё-таки не смертельной. Тучный доктор с добродушным взглядом покинул спальню Александра и, очень осторожно прикрыв за собой дверь, сказал ожидавшему его Луису:
– Он плох, но его состояние стабильно. Он не умрёт, но он истощён. Ему нужен тщательный уход и отдых.
– А что с памятью? Она к нему вернётся?
– Хм, возможно, вполне возможно. Некая травма головы или иная органическая причина повлияли на работу его мозга. Признаюсь вам честно, мистер Шеффилд, у него одна из самых тяжёлых форм амнезии, которые мне доводилось изучать! И как вообще этот человек умудрился прожить так долго при всех его бесконечных шрамах и ранах? Ему просто несказанно повезло попасть обратно домой в руки близких людей.
Луис угрюмо ухмыльнулся, но ничего не ответил.
В течение последующих пяти дней Александр оставался в постели, иногда приходя в себя, но в основном забываясь крепким сном.
<center>***</center>
Пока ранние солнечные лучи ложились на красочный шерстяной ковёр на полу комнаты, Элисон, согнувшись и подтянув ноги к груди, сидела в кресле напротив постели Александра и следила за тем, как он дышит. Его грудь то и дело медленно поднималась и опускалась под тяжёлым одеялом; его левая рука была запрокинута за голову, и уже заметно посветлевшие, отросшие волосы были взлохмачены и в полном беспорядке.
Он спал, но сон был беспокойным, и мужчина время от времени издавал тихие стоны, тяжело вздыхал, не открывая глаза, затем вновь успокаивался. Видит Бог, в такие моменты Элисон хотелось броситься к нему в объятья, чтобы утешить и подарить покой. Забраться к нему под одеяло, обнять крепко-крепко и заставить его забыть всякую боль, но другие чувства и ощущения были сильнее той любви, которую она пронесла через три года разлуки. Кроме любви Элисон пронесла в себе тоску, непонимание и обиду. И они мешали ей сделать шаг навстречу. Когда же это случится?
В тени полупрозрачного полога над кроватью кожа Александра казалась совсем бледной. Элисон поднялась, расправила юбку своего платья и уже собиралась подойти ближе, как вдруг услышала настойчивые голоса за дверью спальни. Один из них принадлежал её брату, а другой она не узнала. В любом случае тот другой, незнакомец, требовал встречи с Александром. Элисон покинула комнату, решительно закрыв за собой дверь, и тут же столкнулась лицом к лицу с пожилым мужчиной в служебной форме. Рядом был и Луис, и выглядел он весьма обеспокоенно.
– Милая, это помощник капитана из нашего участка полиции, – представил он незнакомца сестре. – Сэр, это моя младшая сестра, Элисон Ривз…
– Да, я это уже понял. У меня есть неотложное дело к вашему мужу, миссис Ривз.
– Какое ещё дело? – девушка недоверчиво взглянула на брата, затем на помощника капитана. – В любом случае к нему нельзя! Он болен, ему нужен отдых…
– Вы ведь в курсе, чем занимался ваш муж до возвращения в Англию, – взгляд мужчины был неумолимо холоден и строг. – Кое-кто в Лондоне недоволен этим. Они знают, кто такой Нейтан Барнс, будьте уверены.
– И что вы собираетесь сделать? Арестовать его?
– Для начала я поговорю с ним. А затем, возможно, мне придётся произвести арест.
Даже произнеся последние слова, он ни на мгновение не смягчил тон своего голоса, не выказал понимание или сочувствие. Невольно Элисон завела руки за спину и сжала пальцами ручку двери так сильно, что даже стало больно. Девушка поглубже вдохнула и произнесла настолько многообещающе, насколько это было возможно сделать:
– Если вы или кто-то из ваших людей войдёт в эту комнату хотя бы в ближайшие четыре… нет, пять недель, я клянусь, что все вы пожалеете об этом.
Помощник капитана посмотрел ей в глаза, и Элисон увидела, каким хмурым стало выражение его лица. Если он не испугался, что точно не могло произойти, то разозлился, в этом она была уверена. С каким-то отчаянным вздохом Луис отвёл мужчину в сторону и, повернувшись спиной к сестре, тихо заговорил:
– Простите её, сэр. Но она так страдала последние годы. К тому же моя сестра в положении. Она ждёт ребёнка.
– Что? От кого?
– От своего мужа, конечно же! – Луис смерил начальника недовольным взглядом. – Я знаю, что говорят в Лондоне про команду Корнета Барнса, я слышал про все эти грабежи и убийства в проливе… Но уже слишком поздно предъявлять Александру обвинения.
– Шеффилд, я знаю свои обязанности. И поверьте мне, я найду, за что у него зацепиться…
– Что ж, попробуйте. Но он всё-таки муж моей сестры, отец её будущего ребёнка, а значит, ответственный за их будущее. Если вы думаете, что я просто так отпущу его за решётку, чтобы он вновь оставил Элисон одну, то вы ошибаетесь.
Офицер недовольно хмыкнул, но промолчал и так же молча развернулся и направился по коридору к лестнице, ведущей вниз. И хотя Луис остался недоволен результатом разговора, он, по крайней мере, был доволен самим собой.
Тем же вечером он сам пришёл навестить Александра. Увидев Ривза, сидящего на постели и глядевшего на смятые простыни, он кивнул ему в знак приветствия, пододвинул небольшой табурет ближе и сел, скрестив руки на груди.
– Как себя чувствуешь?
– Не так паршиво, как раньше, – ответил Алекс устало, проведя рукой по спутанным волосам. – Я слышал всё, о чём вы там говорили. Мне уже пора собирать вещи?
Луис тихо засмеялся и покачал головой. Алекс едва мог сидеть сам, а его белая рубашка была влажной от пота. Ему определённо требовался покой, и никаких переживаний сейчас.
– Нет уж, родственничек. Мы с отцом как-нибудь уладим все твои прошлые грязные делишки. Согласен?
– А я как-нибудь отблагодарю вас за это, – Александр вновь закивал. – Если ты не будешь против.