— У тебя все нормально, сынок? Жаль, что я не смог предоставить тебе большего комфорта в этой тяжелой поездке.
— Не беспокойся, папа. У меня все в порядке, — успокоил я его.
Джакоб Финней уселся на козлы рядом с Фарл ем. Мы двинулись, и Келсо, как обычно, скакал чуть впереди нас.
Отец пересел в самый конец фургона, откуда можно было наблюдать за дорогой, по которой мы ехали. Флетчер с сожалением посмотрел на него.
— Вы, мистер, совсем не в форме, чтобы бороться.
Отец холодно ответил:
— Надеюсь тем не менее, что свой долг я всегда смогу выполнить.
— Это что, намек? Или я ошибаюсь? — недовольно пробубнил Флетчер.
— Я никогда не делаю намеков, сэр! Говорю прямо, не вкладывая в свои слова никакого иного смысла. Я был слишком занят, чтобы наблюдать, что вы делали и чего не делали во время столкновения. Полагаю, и вы предприняли в нужный момент все, что было в ваших силах. — Отец помолчал немного, потом добавил: — В конце концов, мы все хотим жить.
— Я сказал, вы прекрасно владеете оружием, — неохотно выдавил из себя Флетчер.
— Уметь владеть оружием бывает иногда просто необходимо, — ответил отец, и снова воцарилась тишина.
Фургон наш продолжал продвигаться вперед, шурша колесами по песку и подскакивая на камнях.
— Сколько времени мы будем добираться до той стороны перевала? — спросил я отца.
— Чтобы достигнуть его, понадобится ночь, не меньше, — ответил он. — Вероятно, нам всем придется выйти и какую-то часть пути пройти пешком. Впереди трудный для лошадей подъем.
Ночь выдалась очень холодной. Отец объяснил, что в пустыне, как стемнеет, всегда так — нет ничего, что могло бы удержать дневное тепло, поэтому жара быстро спадает.
Все сложилось лучше, нежели он предполагал. Еще до рассвета мы въехали в обширную равнину, которую окаймляли со всех сторон равнодушные синие горы. На этой безжизненной каменистой пустыне росли какие-то странные растения, в два, а то и три раза выше человеческого роста, с непонятным образом перекрученными ветками. Они не походили ни на одно дерево, которое я когда-либо видел в своей жизни, а вместо листьев на них торчали жесткие острые иголки.
— Это деревья джошуа, — пояснил отец. Он сделал неуловимый жест рукой, воскликнув: — Здесь, в этих горах, начинается день, а не очень далеко отсюда бьет родник. У нас не будет много воды, пока не доберемся до него, разве что заедем на Родник Пиютов, который находится почти на половине пути, там мы совсем чуть-чуть сможем пополнить наши запасы. А больше поблизости ничего.
Прикинув взглядом расстояние, Дуг Фарлей спросил:
— Двенадцать — пятнадцать миль будет?
— Около того.
— Ну, лошади сейчас в хорошей форме. — Фарлей оглянулся назад. — И индейцы вроде бы не появляются.
— На вашем месте я бы им не доверял, — тихо проговорил Келсо. — Возможно, мы и вправду недурно проучили их, и они пока не предпринимают попыток снова напасть на нас. Но это что-то не похоже на мохавов.
— Нам придется пройти пешком одну-две мили! — Фарлей оглядел всех нас. — Готовы?
— Давайте пойдем, — сказал Флетчер. — Что здесь, что в фургоне, везде одинаково жарко.
Мы вышли из фургона и двинулись на юго-запад: кто впереди, кто позади него, но не отставая ни на шаг, предоставив лошадям возможность везти только груз. Отец шагал рядом со мной, хотя я знал, что ему нездоровилось и идти было трудно.
— Мы должны быть очень внимательны, приближаясь к роднику, — предостерег он всех через какое-то время.
— Там могут появиться индейцы? — Сердце мое екнуло.
— Весьма возможно. Каждый, кто путешествует по пустыне, должен иметь запас воды, и индейцы прекрасно об этом знают. Кроме того, им известны все источники воды. Они могли опередить нас и уже поджидать там.
Пройдя немного, отец остановился тяжело дыша, пропустив всех.
— Иоханнес! — неожиданно обратился он ко мне. — Когда я уйду из этой жизни, мне нечего оставить тебе, кроме разве... немногих мудрых советов. Слушай меня внимательно и запоминай. Это, увы, все, что у меня есть и что я хотел бы передать тебе.
Мы пошли снова.
— Многое из того, что я тебе сейчас скажу, — продолжал отец, — может показаться абсурдом, но есть несколько вещей, которые я затвердил на память. Главное заключается в следующем: тот, кто прекращает учиться, считается наполовину мертвецом. Никогда не уподобляйся устрицам, которые отдыхают на морском дне, ожидая, когда добыча сама придет к ним. Ищи ее сам. Пустыня — это книга, в которой немало интересных страниц. Как только поймешь, что прочитал ее всю, узнал все, что можно узнать, будешь несколько удивлен тому, что на ее месте не всегда была пустыня. Увидишь русла, по которым текли когда-то быстрые реки, найдешь деревни там, где их уже давно не существует. Если же раскопаешь землю, даже на несколько дюймов, обнаружишь слой черной земли. Это сгнившие растения. Когда-то очень давно здесь росла трава и высились деревья, полагаю, дубы. На берегах рек и озер жили люди. Знаешь, я находил тут немало наконечников стрел, метательные ножи, скребки для сдирания шкур. Но знай, мальчик, человек идет туда, где есть вода; и, несмотря на кажущуюся безбрежность пустыни, на самом деле таких мест очень немного...
— Папа! — прервал я его. — Слышал, они не могли найти тогда вас с мамой, — начал было я...
— Да, не смогли, или, может быть, нанятые твоим дедом индейцы не приложили для этого достаточно стараний: они ведь были очень дружелюбно настроены ко мне, — улыбнулся отец. — Но не о том теперь речь, Иоханнес... В пустыне есть места, которые называются танками. Это естественные каменные бассейны, и в них собирается вода. Иногда ее бывает очень много, иногда набирается совсем чуть-чуть. Есть источники, где за неделю или больше может скопиться всего лишь несколько кварт. Во время своих странствий, дойдя до такого места, я мог спокойно напиться сам и разрешить лошади допить остальное, а потом уйти, ничего не оставив тем, кто придет потом. Индейцы пустыни, которые были проводниками у преследовавших меня, тоже хорошо знали эти места. Но они знали также, что я никогда не мог не оставить после себя хоть немного для других. Преследователи собирали отряды по шесть, восемь и даже двадцать человек, многие из них не слушались в этом отношении индейцев и, по своей собственной глупости, гибли тут...
Мы с трудом, тяжело брели по бескрайней пустыне, плетясь позади фургона и уставших уже лошадей. Наконец, добравшись до Родника Пиютов, мы решили сделать привал. Лошади к тому моменту уже совсем выбились из сил, Фарлей взял их под уздцы и повел на водопой.
— Когда вы подходите к небольшому ручью или высохшему руслу, — издалека комментировал он свои действия, распрягая упряжку, — обязательно пересеките его, потому что наутро можете обнаружить бушующий поток, который окажется непреодолимым.
Отец напомнил, что к таким советам надо непременно прислушиваться, но мне можно было и не напоминать — ведь все мальчишки обучаются подобным образом. Да кроме того, я был очень любознателен, и оставалось еще так много неизведанного, интересного, что мне непременно хотелось бы узнать.
Когда мы ужинали, мисс Нессельрод, сидевшая рядом, спросила, ходил ли я когда-нибудь в школу.
— Мне всего шесть лет, — пояснил я.
— Ты выглядишь старше. — Она задумчиво посмотрела на меня. — У тебя много друзей среди ребятишек?
— Нет, мэм. Мы часто переезжали с места на место, и я иногда не успевал даже ни с кем толком познакомиться.
— А умеешь читать?
— Да, мэм, и писать тоже. Меня научили мама и папа. Мы много вместе читали, мама и папа читали по очереди друг другу или мне. А я очень любил слушать... Иногда, знаете, мы разыскивали на карте места, о которых только узнавали, читая какую-нибудь интересную книгу.
Когда наступила ночь, к нам совсем близко, нарушая воем тишину, подошли койоты. Я слышал, как Фарлей начал прохаживаться около лошадей, успокаивая животных одним своим голосом. Мы с отцом лежали под фургоном рядом, и иногда, поворачиваясь во сне и неловко задев раненое плечо, он легонько вскрикивал, но так тихо, что вряд ли кто-нибудь слышал, кроме меня.