Одиночество и детство
Я хочу, Друг мой, чтобы каждая моя строчка сообщала тебе, что мы вместе приобщаемся к жизни… И вот напомню: то, что есть ты, пришло из Океана Времен и было Другим Существом — единым в несметном множестве.
Каждый из предков в себе нес тебя. А незадолго перед зачатием то, что должно было стать тобой, точнее, твоим организмом, домом твоей души, — было двумя клетками, жившими в разных людях. Двумя раздельными половинками, которые могли и не встретиться.
Мне всегда казалось ужасной ошибкой, что я не знаю всей своей жизни-до-себя и после-себя, что разобщен с Собой Целым — и разобщенность эта, чуется мне, и есть мое самое большое, самое главное одиночество.
Оглядываясь на освещенные тусклым светом отрывочных сведений ближайшие из родовых коридоров, ко мне идущих, замечаю (или выискиваю?.. притягиваю?..) знаки некоей неслучайности, намеки судьбы.
Вот предок по прозванью Клячко. (Мальчику из «Нестандартного ребенка», во многом похожему на меня, я недаром дал эту фамилию.)
Пришлый поляк, принявший иудаизм. Все российские и украинские Клячко и Кличко (и братья-боксеры) — его потомки.
Согласно историческим хроникам, был приближенным Ивана Грозного и по его приказу казнен в Москве на Лобном месте. Голову отрубили за то, что будто бы соблазнил одну из царских жен. Так ли было взаправду, Бог ведает, но всякий раз, как бываю на Красной площади, возле Лобного места начинает ныть шея, слегка уплывает сознание..
Потомок незадачливого соблазнителя, прадед Клячко в Конотонской округе известен был, как предсказатель и маг, к фамилии прибавляли, прозвище «Ворожба».
Другой прадед, Вольф Цирлин был музыкантом, пьяницей и гулякой, плодил детей в разных местах, я чем-то пошел в него.
Еще один прадед был, вероятно, немцем, белокурой бестией, донжуаном местного разлива из смешанной еврейско-немецкой колонии в селе Новополтавка под Николаевом. Прабабушка-еврейка с ним согрешила, но так ли было в действительности или только по подозрению, нельзя сказать точно.
Дед Израиль, родившийся от этого предполагаемого греха, был громадным светловолосым человеком с нордической внешностью. Невероятно мощный физически, первый силач Николаевской губернии. Играючи подбрасывал и ловил шестипудовые тюки.
Внушал страх: несколько раз, когда на него нападали в драке сразу по нескольку человек, хватал их по паре за шкирки, поднимал в воздух, ударял друг о дружку лбами и штабелями складывал на земле у ног.
По характеру был молчалив, угрюм, замкнут, суров. Честный трудяга, хороший слесарь. В многодетной семье отца — то ли прадеда моего, то ли нет? — был изгоем, с десяти лет выгнали учиться ремеслу и больше не допускали в дом, и детей его, и моего папу — тоже.
В первые послереволюционные годы большевистская партия направила деда, как достойного представителя рабочего класса, на работу парторгом, и не куда-нибудь, а в знаменитую московскую психиатрическую лечебницу имени Кащенко, куда и внучек спустя 30 с лишним лет пожаловал доктором.
Недолго музыка играла, на первом же врачебном обходе в буйном отделении, где дедушка в качестве партначальства сопровождал заведующего отделением, какой-то идейно возбужденный больной вылил ему на голову ведро горячего киселя, и дед с партработой завязал.