— Что там стряслось с Диэри, Дэйв? — спросил он, доставая пачку сигарет и протягивая её собеседнику.
Кивнув в знак благодарности, Бэньон сказал:
— Жена считает, что он слишком тревожился о своем здоровье.
— Понятно. Сердце барахлило? Рак?
— Наверное, сердце. — Бэньон постучал по столу краешком конверта, предназначенного для начальника полиции. — Здесь мой отчет, если желаешь, можешь взглянуть.
Фарнхэм отрицательно покачал головой:
— Наш репортер уже узнал все подробности от Каррета. Конечно, это не мой случай, но босс просил всё перепроверить. Наш парень на том участке ещё зеленый — только что вылупился из журналистского колледжа в Алабаме. Босс хочет быть уверен, что он ничего не упустил из вида, ну, скажем, имя самоубийцы или его домашний адрес.
Бэньон улыбнулся, несколько удивившись интересу со стороны Фарнхэма:
— Передай боссу, пусть не волнуется.
— Обязательно. Кстати, записки он не оставил?
— Нет. Не оставил абсолютно ничего.
Попросив у Бэньона разрешения, Фарнхэм позвонил в редакцию, после чего удалился. Бегло просмотрев накопившиеся за время его отсутствия бумаги, Бэньон направился в камеру для задержанных побеседовать с негром, оставленным на попечение Берка. До смерти напуганный чернокожий путался и заикался, но его объяснения звучали вполне правдоподобно. Вряд ли Берк сумеет доказать его виновность. Объяснив коллеге, что для предъявления обвинения улик недостаточно, Бэньон вернулся в дежурку.
Нили и Кац ожесточенно спорили о предстоящих выборах. Кармоди мирно дремал, сложив руки на чуть заметном брюшке.
Стрелки часов приближались к двенадцати. Наступало время пересменки.
Когда появился сменщик, сержант Хейнеман, Бэньон доложил, что дежурство прошло спокойно. Потом, надев пальто, пошел к своей машине.
Стоял обычный вечер, каких в его жизни были уже тысячи. Ведя машину по извилистой дороге в Джермантаун, Бэньон ощущал легкую усталость. Приятно возвращаться домой, думал он. Домой, на ужин к Кэйт.
II
Сидя на кухне со стаканом виски в руке, Бэньон наблюдал, как Кэйт, его жена, готовит ужин. Он улыбнулся, когда она положила бифштекс на раскаленную, слегка смазанную жиром сковороду.
— Меня всегда удивляет, как на мое жалование ты ухитряешься готовить бифштексы, — сказал он. — На службе мне никто не верит. Говорят, у меня имеется дополнительный источник дохода.
Сев напротив, она взяла его стакан и пригубила.
— Постарайся запомнить вкус — это последний бифштекс до конца месяца. А на следующий год, когда Бриджит пойдет в школу, забудь о мясе вообще, пока она не закончит колледж. Конечно, если ты тем временем не станешь начальником полиции.
— О, это от меня не уйдет. Ни в коем случае. Кстати, как дочка улеглась в постель? Без писка?
— Как обычно, пришлось повоевать, — сказала Кэйт, подходя к плите и переворачивая бифштекс. Жена сержанта была высокой рыжеволосой женщиной с добрыми голубыми глазами и очень светлой, чистой кожей. Красавицей она не была, хотя при первом взгляде казалась таковой, в основном из-за роскошных волос. Её лицо подкупало жизнерадостностью и непритворным интересом к собеседнику. — Дважды ей потребовалось сходить в туалет, потом услышать от меня ещё две сказки и выпить стакан воды. Только после этого она угомонилась. Днем ведет себя ангельски, а ночью — настоящий чертенок.
Бэньон приподнял брови:
— Именно так я сказал бы и о тебе. Ну а если говорить серьезно, книги рекомендуют быть терпеливым, но твердым. Ты, наверное, устала?
— Книги, книги… — отозвалась Кэйт. — В реальной жизни от них мало толку. Для меня, во всяком случае. Те, кто пишет о воспитании детей, незнаком с Бриджит.
После ужина Бэньон прошел в гостиную и начал просматривать газеты. Он был полон неясным чувством удовлетворенности. Это не было последствием выпитого виски, вкусного бифштекса и приятного отдыха у семейного очага. Он обвел взглядом гостиную — она была уютной и теплой. Одна из кукол Бриджит сидела на радиоприемнике, на полу валялись детские книжки и игрушки. Кэйт сидела на диване, нуждавшемся, как вдруг вспомнил Бэньон, в новой обивке. Она сидела, как обычно, подогнув под себя стройные, обтянутые шелковыми чулками ноги, свет лампы касался её волос и играл бликами на обручальном кольце.
Он вновь взялся за газету. Сообщение о смерти Тома Диэри — короткая заметка с фотографией покойного — было напечатано на третьей полосе. Он внимательно прочел ее, мысленно воскрешая картину: мертвый полицейский на полу в аккуратно прибранной квартире и его жена, казалось, абсолютно безразличная к трагедии. Отложив газету в сторону, Бэньон закурил. Путеводители Диэри с карандашными пометками на полях представлялись ему по меньшей мере странными. За каким чертом люди вообще читают путеводители? Чтобы узнать что-нибудь новое, убить время, укрыться в мире приключений? В случае с Диэри, возможно, были задействованы все три фактора. Слегка улыбнувшись, Бэньон бросил взгляд на книжный шкаф. Да, его любимые книги тоже были своего рода путеводителями — по миру идей. Диэри читал о бое быков в Испании, а он, Бэньон, предпочитал духовные откровения Иоанна Крестителя, тоже испанца, хотя и не матадора. Чтение произведений великих философов было для Бэньона насущной необходимостью, помогало ему забыть о каждодневной рутине. Он знал, что в какой-то степени это являлось бегством от самого себя.