— К тому времени, как интересное положение девушки стало заметно, скот уже в достаточной мере переменился, чтобы гулящую не побили камнями. В деревнях живы некоторые суеверия.
…так, господин магик, она же ж с лесным человеком спуталася, — староста разводил руками и недовольно поглядывал на жену, будто именно ее полагая виноватой во всех нынешних бедах. — А они только и радые отродье свое честным людям подбросить.
Отродье сидело на цепи.
Оно было тощим.
Грязным.
И злым.
Оно скалилось одинаково, что на Глеба, что на старосту, признавая лишь старостиху с ее котелками. Оно ело из корытца, шумно чавкая и запихивая обеими руками варево из картофельных очисток и каши, щедро заправленное сывороткой.
…а еще оно было темным.
— Мы ж его честь по чести в лес носили, на три ночи. Так не забрали же ж, — староста чесал бороду, а Глеб пытался понять, что ему с полукровкой делать. Оставлять было нельзя, дар давно уже очнулся и перешел в активную фазу. Чудо просто, что малец никого не угробил. — Мы б его того, да… тогда ж что с коровками станется? Коровки-то больно ладные… а молоко-то, молоко… мед, а не молоко…
Анна слушала внимательно. Она подперла щеку рукой, и солнце коснулось бледной ее кожи, сделав ее будто прозрачной.
Над ее волосами плясали пылинки.
А неведомое растение с толстыми мясистыми листьями точно опустилось ниже, пытаясь коснуться этих волос.
— Они побоялись избавиться от мальчишки. Но и принять его не приняли. Будь он человеком, да… поговорили б люди, но и только. А вот ту, что с нелюдью спуталась, и камнями закидать могли.
…так же ж дочка… единственная… как же ж… мы же ж… свадебку в том годе… вона, дом тут поставили… коровок дали…
…не из жалости.
Из того же нежелания упускать ту, кому посчастливилось — или напротив? — получить дар.
— Сельчанам сказали, что дитё родилось мертвым. В деревнях такое бывает. Там порой… не любят ненужный приплод, — это признание далось нелегко. — А мальчонку сперва растили в доме, с поросятами, а там уже в яму посадили.
— И что вы сделали?
— Ничего.
Глеб отставил кружку.
Он… мог бы устроить процесс. Скандальный. Показательный. И староста со старостихой отправились бы на каторгу. А с ними и дочь, и вся деревня недолго простояла бы.
Но разве стало бы кому от этого легче?
— Написал доклад в Министерство образования. Но это скорее для очистки совести. Мальчишку забрал… им повезло. У него стала открываться сила. Думаю пара недель и то, что Арвис не мог сказать, он бы сделал. Для проклятья слова не нужны, достаточно желания, идущего от сердца.
…его пришлось отмывать.
Арвис упирался и верещал, не желая заходить в баню. А после, когда Глеб сам надраивал его тягучим дегтярным мылом, просто выл.
Одежду срывал.
Передвигался на четвереньках и был момент, когда Глеб подумал, что вряд ли из полукровки что-то получится.
— Он со мной два года. Прогресс очевиден, но… с речью у него по-прежнему сложно.
Анна молчала.
Смотрела на чашку и молчала. Думала? О чем? О том ли, что назойливое растение все же коснулось волос, легло, выпустив тонкие усики, зацепившись за тонкие же пряди.
— А с ишхасс вы пытались связаться? — она подняла руку и с легкостью отцепила лиану. — Насколько я знаю, они дорожат своей кровью.
— Пытались. Я трижды отправлял запрос, но… возможно, дело в том, что парень темный, а эта сила противна сути ишхасс… хотя в кого тогда? Не знаю. Позволите ваш амулет?
Она молча сняла с шеи.
Протянула.
Замерла, наблюдая с интересом.
Что ж, за пару дней проклятье выпило половину, это неплохо, если подумать… если хорошо подумать… Глеб коснулся пальцами кости выпня, которая сама по себе была лишь отличным проводником, а вот тончайший срез жабьего камня, скрытого внутри, служил накопителем и преобразователем.
Сила текла легко.
И лишь что-то, коснувшееся ноги, заставило прерваться на мгновенье. Очередное растение? Да это же… если Глеб не ошибается, а он не ошибается, поскольку платит вот за эти мясистые листья пунцово-красного оттенка по три рубля за штуку…
Гадючник.
То есть, у него наверняка было другое название, научное и тяжелое в произношении, но в народе его прозвали гадючником.
Он и вправду на змею походил.
Толстые мясистые побеги и крохотные листики, прижатые к ним, будто чешуя.
— Простите, — Анна, улыбнувшись, дернула плеть. — Он весьма жаден до темной силы, а в активной фазе еще и подвижен. Зато мошек нет. Всех переловил.
Гадючник не спешил отпускать ногу Глеба. Сила? Почему бы и нет… а на здешнюю коллекцию, пожалуй, стоит взглянуть поближе.
— Вот, — зарядив амулет силой, Глеб вернул его Анне.
— Спасибо. Мне… неловко, но я не стану отказываться. Однако мне будет менее неловко, если вы назовете цену, — она поглаживала толстый стебель. — В таком случае, это даст мне повод обращаться к вам… в случае необходимости.
Цену?
Отчего бы и нет.
— А листья у вас есть?
— Лобрарии красной?
— Гадючника, — на всякий случай уточнил Глеб.
— Вам утренние или вечерние?
— А… в чем разница? — кажется, подобного вопроса от него не ждали. Глеб развел руками: — Я артефактор, как-то все больше с рунами работаю.
Анна склонила голову, показывая, что приняла объяснение:
— В рассветных высока концентрация дубильных веществ, они идеальны для кровеостанавливающих мазей, или для составов, которые используют при операциях с плотью. Они замедляют разложение. В то же время в вечерних максимален набор эфирных масел и эфедринов.
Кажется, Глебу стоило бы заглянуть в учебник по травологии.
Или…
— И тех, и других, — решил он. — Если хотя бы с полдюжины будет…
— Будет, — Анна поднялась. — Идемте.
Спорить желания не возникло.
А в доме пахло лесом, свежим сосновым лесом, и еще немного грозой. Травяным лугом, которого коснулось солнце. Запахи эти никак не вязались с обыкновенною, кроме, пожалуй, обилия растений, обстановкой.
— Вот, — Анна толкнула дубовую дверь. — Моя кладовая. То, что подписано именами, это на заказ. Из остального берите, что нужно…
Комната была невелика.
Слева вытянулись полки.
Справа.
И впереди, кажется, тоже. А на полках… Глеб взял ближайшую коробку, до половины наполненную белесыми комками, на первый взгляд показавшимися просто кусками камня. Но нет, корневища бледной вечерницы.
Земляной, кажется, ругался, что достать их почти невозможно.
Тонкие нити кровохлебки черной.
И пучки травы, перевязанные лентами. Та же вечерница. Анемоны бледные. Лютик ядовитый и луковичный. Вех… пометка, что полуночный. А на пучке рядом знакомый знак полнолуния.
…корни.
И клубни.
Листья. Побеги. Полупрозрачные склянки. Сухие лепестки в коробках из-под монпансье. И даже куски коры.
— Осторожно, — предупредила Анна. — То, что в красных коробках, лучше голыми руками не трогать.
Глеб и не стал.
Он обвел сокровищницу — и ведь никакой защиты, помимо щеколды! — взглядом. А потом сказал:
— Знаете, у меня к вам деловое предложение… вы бы не хотели поработать в школе?
Глава 8
Глава 8
Анна моргнула.
Он серьезно?
Нет, ей, безусловно, приятно, что ее кладовую оценили, хотя бы потому что муж полагал все это дело баловством. Да и не он один, — положа руку на сердце, никто-то не относился к увлечению Анны как к чему-то серьезному, стоящему внимания и усилий.
Цветочки?
Травки?
Пускай, чем бы женщина ни занималась, лишь бы в мужские дела не лезла. Нет, тогда Анна услышала то, что не предназначалось для ее ушей, и все одно было больно.
Обидно.
И обида, как оказывается, никуда не делась. А может, ей просто хотелось одобрения?