Эвмей, тот уже давным-давно заснул по-настоящему: улегся прямо под стеной, в тени — и засопел. Однако, когда Одиссею понадобилось отлучиться по малой нужде, рябой свинопас открыл один глаз, проследил, куда направился мальчик — и вновь отдал дань легкокрылому Гипносу лишь по возвращении басиленка.
Эвмею хорошо, ему спать можно. Ему учиться не надо — потому что он уже взрослый. А еще потому, что раб. Рабом, конечно, быть плохо — но, как оказалось, из всякого правила есть исключения. Ишь, дрыхнет, и ухом не ведет! Ленивый раб. Нерадивый. Не помогает хозяину всенародных свиней считать. Надо будет потом его отдубасить. Это Эвмей молодчина, правильно придумал: если что не так, господин должен своего раба бить. Вот пусть теперь пеняет на себя!
Он и пеняет… в тенечке, под стеночкой…
— …от Нерея-Морского и Дориды, дочери Океана, родились нереиды, имена которых: Кимотоя, Спейо, Главконома, Навситоя, Талия, Эрато, Сао, Амфитрита, Эвника, Фетида, Эвлимена, Агава… Понтомедуса, Деро… Динамена, Кето…
Сейчас-то я понимаю: мудрый Алким не просто заставлял нас с Ментором заучивать имена нереид или количество мер зерна, поставляемых из угодий критского правителя в Фестскую и Кутаитскую области. Он учил нас думать. Складывать пустяк к пустяку, незначительное к малозначащему — и получать драгоценность. Не имена, а смысл имен, тайный и явный. Не родители, а наследственность. Чистота крови и преемственность власти. Не колебания цен на грубую полбу — причины, вызвавшие их. Не кто какой город взял или, наоборот, удержал — почему ему удалось или не удалось это сделать.
И стоила ли овчинка выделки?
Память ты, моя память… Когда с треском, оглушившим народы, провалился поход Семерых на Фивы, дядя Алким устроил нам игру. Взятие крепости; только, как выразился он сам, «по-взрослому».
Крепость мы строили два дня, общими усилиями. То есть строили мы с Ментором, изгваздавшись в грязи по уши, а дядя Алким руководил: где что должно располагаться. По сей день гадаю: откуда он, ни разу не выезжавший за пределы Итаки, был столь подробно осведомлен о внутреннем устройстве Семивратных Фив?! Побывал я в этих Фивах много позднее, побродил вдоль стен, башен, на верхних галереях постоял…
Все совпало, в точности!
А тогда, едва строительство твердыни было наконец завершено и «войска» вышли на исходные позиции, дядя Алким поинтересовался:
— Ну что, герои? Как город брать будем?
— Ворота вышибать надо, — солидно заявил я-маленький, понимая, что на этот раз Геракла в моем войске нет.
Самому придется.
— Славно, славно, — покивал дамат Алким, ковыляя вокруг нас без видимой цели. — Ворота, значит? А какие именно? Пройтидские? Электрийские? Нейские? Афинские? Бореадские? Кренидские? Гомолоидские?..
Мы с Ментором задумались. Действительно, а какие лучше? Нам казалось, что — без разницы (или пускай Гомолоидские, у них название красивое!). Но раз дядя Алким спрашивает, значит, разница, наверное, есть.
Есть, да не про нашу честь.
— Нейские! — брякнул я наобум, в последний момент отдав им предпочтение перед Гомолоидскими. — Вышибли, и мечи наголо! А еще лучше на стенку полезем! Ого-го, сами боги меня не остановят!
— Ого-го! — радостно подхватил Ментор, прыгая на одной ножке.
Это он зря. Договаривались же: в присутствии его папы на одной ножке не прыгать. Зачем хорошего человека понапрасну обижать?
— Можно и ого-го, — снова кивнул Алким. — Например, герой Капаней из Аргоса так и сделал. Ого-го, и на стенку…
— Ну и как? — едва ли не в один голос поинтересовались мы с Ментором.
Дядя Алким грустно вздохнул:
— Похоронили героя Капанея.
Мне сразу расхотелось ого-го и на стенку.
— А если двое ворот выбить? — предложил Ментор. — И с двух сторон…
— Уже лучше. И все-таки: какие именно?
— Ну… вот эти и вот эти. Которые рядом.
— Значит, Нейские и Афинские? Валяй! — согласился дядя Алким. — А я пока оборону налажу.
Ментор смело двинул вперед раскрашенные фигурки «воинов». И, разумеется, в самом скором времени был наголову разбит собственным отцом.
— Мальчики, вы хотите воевать, как герои…
Дамат Алким, дотошный калека, я до сих пор помню твои слова! Тебя сейчас нет со мной, на ночной террасе, тебя вообще нет больше среди живых, но твоим голосом говорит со мной ветер, луна, вся моя короткая жизнь, которая истово хочет продлиться, став долгой и свободной от ярких событий!.. «Славно, славно…» — киваешь ты, ковыляя во мраке, и я киваю в ответ: действительно, как же славно, что мы, дети, внимательно слушали тебя — пусть внутренне протестуя, пусть не все понимая, но слушали!